В зеркалах

— Не-не, — сказал Рейнхарт и неуверенным шагом направился к двери. — Я согласен с тем человеком, который сказал: «Если тебе задвинули фуфло, задвинь ему еще покрепче».

Он вышел в тихий вечер и оперся на перила лестницы над внутренним двориком.

«Отчайся и умри, — подумал он. — Мужественные слова. Отлично можно аранжировать для восьмидесяти голосов и пушки. Ди-д ум-да ди-ди-д и. Отчайся и умри». Он закрыл глаза и прислушался к мотиву. Альпийские рога?

Джеральдина вышла вслед за ним.

— Это же просто несчастный сумасшедший, Рейнхарт. Не нужно рвать его в клочья.

— Ничего не могу с собой поделать, — сказал Рейнхарт. — Мне не нравится его лицо. Он похож на лжесвидетеля в деревенском суде, где разбирается дело об убийстве.

— Почему ты такой злой, детка?

— Я улетел, — сказал Рейнхарт. — Брось меня пилить.

Она повернулась и начала подниматься по лестнице.

Рейнхарт побрел за ней, не в силах оторвать взгляд от зелени внизу.

Когда он вошел в их квартиру, Джеральдина была уже на кухне. Он направился прямо к буфету, достал бутылку виски и долго стоял, глядя на нее.

— Ты сволочь, — сказала Джеральдина.

— Верно.

Он налил себе немного виски и, морщась, выпил.

— Из всех, кого я знаю, только ты один делаешься таким злым, когда накуришься.

— Этот сукин сын очень опасен, — сказал Рейнхарт. — Такие поджигают дома.

— В таком случае устрой, чтобы его посадили. Ты же свой человек у всех больших людей.

Рейнхарт поставил стакан:

— Не доводи меня, детка.

— Черт, — сказала Джеральдина. — Ты умеешь достать. Этому бедному дурачку тоже не нравится, когда его доводят.

— Значит, мы так и будем спорить из-за какого-то юродивого?

Джеральдина бросила ложку в раковину.

— Что ты будешь есть?

— Что я буду есть? — Он встал перед ней, его глаза косили. — Видишь ли, я не хочу тебя затруднять. — Он закусил губу. — Я хочу сказать, что улавливаю ноту раздражения. Я не хочу, чтобы ты думала, будто, накормив меня, ты умножаешь беды мира.

— Рейнхарт, иди к черту, — медленно сказала Джеральдина.

— Ты не думаешь, что я тебя сейчас оставлю, а, Джеральдина?

Она с удивлением посмотрела на него. Он улыбался холодной, отрешенной улыбкой.

— Я ухожу, — сказал он ей. — Уйду, напьюсь и кого-нибудь разыграю.

— Ты смотри, поосторожнее, — сказала Джеральдина. Голос у нее дрожал; Рейнхарт напугал ее. — Смотри, доиграешься так. Доиграешься до того, что тебя…

— Застрелят? — вставил Рейнхарт. — Застрелят? Почему ты все время грозишь мне смертью?

Он покачал головой, отпил из бутылки и рассмеялся.

— Ты какая-то убийца. Клянусь, того мальчика, что на тебе женился, ты убила. Заговорила беднягу до того, что он пошел и нарвался на пулю.

Джеральдина схватилась за бок и согнулась над раковиной:

— Ох, Рейнхарт.

Рейнхарт поморщился. Не то чтобы он сказал это совсем не всерьез, но все-таки, скорее, просто ляпнул.

— Я не могу спорить с тобой и с твоими месячными, — сказал он, пожав плечами.

Вдруг он увидел хлебный нож на раковине позади крана. Несмотря на пьяный туман, он заметил, что нож блестящий и очень острый. Когда Джеральдина напряглась и оперлась рукой на раковину, Рейнхарт быстро повернулся и ударил ее кулаком по щеке.

С искаженным лицом он воткнул нож в щель между сушилкой и раковиной и остервенело согнул. Лезвие сломалось. Он выбросил обломки на балкон.

Джеральдина съежилась в углу, лицом к стене. Он стоял и смотрел на нее, оцепенев от раскаяния.

И, уже уходя, сказал:

— Я думаю, нет таких стойких. Вообще нет.

Морган Рейни встал поздно и не пошел за анкетами. Он провел день дома, расхаживая взад и вперед по комнате.

Примерно в половине пятого вечера он вышел на улицу и направился к административному центру. Весь день он ничего не ел.

В стеклянном вестибюле навстречу ему хлынула серая волна расходившихся служащих. В лифте он был один. В конце прохладного белого коридора на четвертом этаже охранник в форме говорил по телефону-автомату. Рейни прошел за его спиной в приемную прокурора штата.

В устланной ковром комнате за белым столом сидела хорошенькая блондинка с нежным личиком; она надевала белые перчатки. Блондинка посмотрела на Рейни и не улыбнулась.

— Будьте добры, скажите мистеру Минноу, что мне хотелось бы поговорить с ним, — попросил ее Рейни. — Меня зовут Морган Рейни. Я племянник судьи Олтона Рейни.

Девушка сняла перчатки, нажала кнопку и сообщила мистеру Минноу о посетителе. Секунду спустя она попросила его пройти в одну из трех бледных дверей напротив ее стола.

Стол Калвина Минноу был с черной крышкой. Он сидел за этим столом и ел йогурт. На Рейни он посмотрел со сдержанным, но явным удивлением.

— Вы племянник Олтона? — спросил он. — Я что-то не припоминаю, чтобы вы мне звонили. — Он нервно покосился на мятый пиджак Рейни и отставил стаканчик с йогуртом в сторону.

— Видите, мистер Минноу, — сказал Рейни, — как просто мне оказалось с вами увидеться. Достаточно было войти в дверь.

Углы губ Калвина Минноу заметно опустились.

— Что это значит? — спросил он негромко.

— Почему-то у меня создалось впечатление, что добраться до вас будет очень трудно.