Читаем В зеркале забвения полностью

Гэмо хорошо помнил дорогу в редакцию районной газеты, к одноэтажному деревянному домику, покрашенному в зеленый цвет. Это была самая распространенная, после красной, советская краска. Ею красили заборы, дома, столбы, щиты, на которых вывешивались портреты передовых рабочих и колхозников. Но ступеньки на крыльце были коричневые. Чуть сбоку от дверей вывеска под стеклом отражала прохладное осеннее солнце: «Редакция газеты «Колосовская правда», орган Колосовского районного Комитета Коммунистической партии Советского Союза». Сколько этих «правд» разбросано по всей огромной Советской стране!

Гэмо рванул на себя дверь, снабженную самодельным автоматом — тремя кирпичами на тросе, пропущенном через скрипучий блок, и оказался в тесном коридорчике, освещенном неожиданно ярко. Прямо перед собой он увидел обитую блестящими шляпками мебельных гвоздиков дверь в черном дерматине с вывеской «Приемная Главного редактора».

За столиком рядом с другой дверью под вывеской «Иван Васильевич Квасов» сидела секретарша и сосредоточенно печатала на машинке. На секунду подняв голову, она быстро произнесла: — Главный у себя.

Главный редактор вопросительно посмотрел на вошедшего: он явно не ожидал увидеть нерусского.

— Вы ко мне? — спросил он, не скрывая удивления.

— К вам, — сказал Гэмо, дружелюбно улыбаясь. — Я тут случайно оказался в вашем поселке и решил навестить коллег.

Гэмо назвал себя и для убедительности предъявил недавно полученный билет члена Союза писателей. Редактору ничего не оставалось, как внимательно рассмотреть билет.

— Извините, — сказал Квасов, улыбаясь. — Вы меня поймите, я ожидал увидеть кого угодно в этом кабинете, даже секретаря обкома, но только не вас. Какими судьбами?

Гэмо не собирался раскрывать настоящую причину своего приезда и ответил неопределенно:

— Случайно оказался в Колосово… Когда-то на заре студенческой юности приезжал убирать урожай в деревню Тресковицы.

— Тогда вам надо доехать до станции Вруда, — заметил редактор. — Тресковицы там. Могу довезти на нашей редакционной машине.

Он был много старше Гэмо, возможно, успел повоевать.

— Не думаю, что в этом есть необходимость, — ответил Гэмо, оглядывая редакторский кабинет, как будто здесь он мог найти ответ на свой вечный вопрос. Он вертелся у него на языке, но что-то мешало, язык словно немел. И пришлось приложить немалые усилия, чтобы выдавить из себя внешне простые слова:

— У вас не работал человек по имени Георгий Незнамов?

— Георгий Незнамов?

Иван Васильевич наморщил лоб, потер рябоватое лицо большими ладонями, откинул со лба волосы.

— Сразу после войны редактором назначили фронтового журналиста Степана Степановича Филиппова… Мы его похоронили в прошлом году, да будет земля ему пухом… Его сменил Борис Сергеев, да тот недолго проработал, уехал в Областную партийную школу и оттуда уже не вернулся. А уж передо мной газету редактировал Вильям Жеребцов. Тоже уехал в ту же партийную школу, а по окончании ее стал писателем, выпустил роман «Косы Марины»… Не читали?

Гэмо романа не читал, но имя автора ему было знакомо. Он числился, как и Гэмо, среди многообещающих молодых литераторов Ленинградской писательской организации.

— Человек, которого я ищу, насколько мне известно, не был главным редактором, — пояснил Гэмо.

— Сейчас выясним, — редактор снял телефонную трубку и вызвал ответственного секретаря.

Гэмо весь напрягся в ожидании. Но в кабинет вошел человек, по внешности совершенно непохожий на Георгия Незнамова.

— Юрий Антонович Кулаков у нас работает с первых послевоенных лет, — представил ответственного секретаря главный редактор. — А это — писатель Юрий Гэмо.

— Юрий Гэмо? — Юрий Антонович явно был удивлен. — Как же! Читал ваши рассказы и в «Новом мире», и в «Огоньке». Эх, кабы знал, принес бы вашу книгу для автографа!

— Юрий Антонович! — прервал редактор весьма приятную для уха писателя речь. — Юрий Гэмо ищет товарища… Напомните, пожалуйста…

— Георгия Сергеевича Незнамова…

Ответственный секретарь устремил взгляд в окно, потом посмотрел на книжный шкаф, забитый брошюрами и толстыми томами сочинений Маркса и Энгельса, перевел погрустневшие глаза на Гэмо и развел руками:

— Такой в мои годы в газете не работал… Может быть, среди рабкоров, но у меня отличная память, а такого не помню… Но можно обратиться в отдел пропаганды райкома партии или в отдел по учету кадров.

— Он был беспартийным, — твердо заявил Гэмо.

Откуда он это взял, не смог бы объяснить, но твердо был убежден в этом.

— Нет, так нет, — с неожиданным облегчением произнес он. — Я вполне мог ошибиться. Извините меня за то, что оторвал вас от работы.

— Что вы! Что вы! — в один голос запротестовали главный редактор и ответственный секретарь.

— Если у вас есть время, — заискивающе произнес Иван Васильевич, — я бы осмелился пригласить вас в местный ресторан.

— На рюмку чая! — хихикнул ответственный секретарь.

— Нет, Юрий Антонович, — остановил его Иван Васильевич, — вы останетесь здесь. Надо сверстать номер… Успеете, можете позже присоединиться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Классическая проза / Советская классическая проза / Проза