В железном веке

Многие вздохнули с облегчением. С ними говорил их священник в тяжелую минуту, когда душа, потрясенная огромными событиями, объята смятением, он подтверждает те их мысли и ту их веру, которые им внушали с малых лет. А единственная возможность обрести уверенность — это услышать подтверждение того, чему тебя учили в детстве.

На сцене показался пастор Эйвинн Стеен, но он не поднялся на трибуну, а остановился возле нее, как бы подчеркивая, что он здесь чужой.

— Я, может быть, не имею права вмешиваться в ваш спор, хотя сердцем чувствую, что это право у меня есть. Но да будет позволено мне выразить вам, как хорошо я понимаю ваше страстное желание воссоединиться с людьми, населяющими земли южнее Королевской реки, людьми, которые по праву являются вашими и, я позволю себе также сказать, нашими братьями. Но и за золото, не говоря уж о счастье, можно иной раз слишком дорого заплатить. Подумайте об этой цене и спросите бога и себя, нет ли более совершенных путей вернуть то, что у вас отняли. Мне думается, что только то счастье заслужено, что смирением добыто. Если вы сумеете выпросить у бога, чтоб он вернул вам Южную Ютландию, отведя от вас угрозу войны, вы заслужите у него воссоединение со своими братьями; оно произойдет когда-нибудь и будет прочным и прекрасным.

Слова эти не всеми были встречены сочувственно, многие считали их малоутешительными.

— Пока трава вырастет, корова издохнет! — раздался чей-то голос.

Протестующие возгласы слышались со всех сторон. Уже немолодой, видный собой крестьянин протиснулся вперед:

— Я хотел только сказать: я желаю немцу того, что он заслуживает. А если дело касается Южной Ютландии, то я отправлюсь на войну добровольцем, хотя у меня полон дом детей и даже внуков.

Часть молодежи присоединилась к нему.

Старый Эббе встал со своего председательского кресла. Седовласый и кроткий, поднялся он на трибуну и оглядел собрание. Он был сильно взволнован, щеки у него дрожали.

— Мы так часто с вами пели: «Кто в бога верует, тот суеты не ведает!» А сейчас, по-моему, среди нас есть такие, которым не терпится — очень уж соблазнительно им половить рыбку в мутной воде. Я стар, и, наверное, вы, молодые, втайне смеетесь над моей дряхлостью и считаете, что мне бы следовало помолчать сегодня. Но некогда и я был молод, и о тех годах разрешите мне вам кое-что рассказать. В семидесятом году, когда разразилась франко-прусская война, я был молодым парнем и сидел на школьной скамье в Высшей народной школе. Однажды, когда мы собрались на вечерние занятия, в зал вошел рассыльный и принес экстренный выпуск газеты. Директор прочитал ее вслух, и наступила удивительная тишина — тишина вне и внутри нас. Но жена директора вышла на середину зала и захлопала в ладоши. Все мы, не только она, любили наше отечество и скорбели по отнятой у нас земле, но что-то непреодолимое мешало нам последовать примеру той, которая аплодировала войне. И как ни высоко ценили мы своего директора и его жену, мы не могли побороть себя. И вот теперь мировая история опять грозит нам катастрофой. Дорогие друзья, не будем же аплодировать войне, словно это интересный спектакль, а со страхом в сердце и с глубоким волнением пойдем навстречу грядущему. Помолимся за тех, кто попал в эту беду, и не только за наших братьев в Южной Ютландии, а за всех, за бедное, несчастное человечество, — и за нас самих! Скажу вместе с сыном, который мне, старику, на многое открыл глаза: лучше самому стерпеть беду, чем поживиться на несчастье другого!

По всему залу люди поднимали руки, прося слова. Вдруг кто-то принес весть, что несколько часов назад прервалась связь между Южной Ютландией и островами. На трибуну поднялся полицейский чин и объявил: все военнообязанные должны немедленно явиться по принадлежности на свои воинские участки. Это вызвало большое смятение среди присутствующих, личные заботы вытеснили вдруг все остальное. Еще только на несколько минут удалось восстановить тишину: главный оратор собрания Эйвинн Стеен предложил с трибуны пропеть на прощание гимн Йонаса Ли в честь Скандинавии. И, следуя за его мощным голосом, все подхватили слова гимна: