В ЗИН-АЗШАРИ

— Он дурачит нас, хочет обвести вокруг пальца! Как ты это не понимаешь. Ведь мы изрешетили его пулями, он истекает кровью… Он делает это специально, чтобы в нас проснулась жалость и мы, мы…

— И мы покормили девушку и не причиняли ей никакого зла, — закончила она за него. — Мне кажется, я могу читать его мысли.

Дарм обхватил голову руками.

— Ульма, что ты говоришь… Если, проклятье, тебя кто-нибудь услышит? Досталась же мне жена, сочувствующая чудовищам…

Джайну заперли в подвале, освещенном огарком свечи. Потом ее второй раз вывели наверх, в теплую кухню, где опять накормили, и привели обратно. Через несколько часов один из стражников приоткрыл дверь и кинул ей одеяло. Одеяло было квадратным и коротким, рассчитанным на рост дворфа, но все равно пригодилось. Джайна укрыла им свои голые ноги.

Она все еще была в том коротком хлопковом платье, какое было на ней в день похищения. После грязных мешков, в которые приходилось кутаться, оно перестало быть искристо-белым, как раньше, а подол порвался в нескольких местах.

Джайна свернулась калачиком на горстке сена, попытавшись полностью укрыться одеялом, но холод бил ее изнутри крупной дрожью, и она была ему благодарна. Холод лишал ее малейшей способности думать.

Дверь опять открылась, звеня ключами, вошла та самая дворфийка, что кормила ее.

— Твои зубы так сильно стучат от холода, что я спать не могу, — сказала она ей. — А моя спальня, между прочим, на третьем этаже. Вставай, погреешься у огня.

Джайна мотнула головой.

— Не нужно себя изматывать, детка, — ласково сказал Ульма, опустившись перед ней на колени. — Он итак достаточно страдает.

Ульма подняла ее силой и привела в кухню, освещенную огнем очага.

— Сейчас вина тебе подогрею. Ты вряд ли такая же выносливая.

— Х…хват…ит, — заикаясь от бившей ее дрожи, только и смогла сказать Джайна.

Ульма с интересом посмотрела на нее, но промолчала. Через какое-то время, руки девушки перестали трястись, и она смогла держать глиняную чашку с горячим вином, не проливая его на себя. Терпкое и сладкое, красное вино обволакивало ее изнутри, и ее разум, находившийся на грани истерики, стал медленно успокаиваться.

— Так-то лучше, — сказал дворфийка. — Меня зовут Ульма.

— Джайна, — сказала она и сама удивилась спокойному и плавному звучанию своего голоса.

— Вам нужно бежать отсюда, Джайна, — так же нежно проговорила Ульма. — И есть только один выход, не самый простой, к сожалению.

— Вам? — пламя очага в ее глазах расплывалось круглыми желтыми пятнами, и Джайна с трудом следила за разговором.

— Если он выживет, утром его убьют, Джайна. А он выживет. Хотел бы, но не может умереть.

Он… Джайну кинуло в пот, в жар и волна истерики вновь показалась на горизонте сознания, леденящим холодом разливаясь вокруг сердца.

— Вы не знаете, кто он, — сдавленно сказала она.

— Мне все равно, кто он, — с легкой улыбкой ответила Ульма. — Ты не знаешь, чего мне стоят эти слова. Его освобождение принесло нам необычайные страдания. Мой народ ненавидит его и желает смерти. И никто не сможет понять меня. Но я готова к сложностям. Я слышу его мысли и его чувства, и знаю, что те страдания, которые мы испытывали, были не по его вине. Это Силы, с которыми он пытается бороться.

И она рассказала ей план побега из Зин-Азшари на поверхность Азерота. Джайна слушала и отказывалась верить в то, что такое вообще возможно.

Глава 23. Свобода

В замочной скважине его темницы кто-то неумело ковырялся ключом. Ржавый замок тяжело поддавался, но дверь все же отворилась.

Джайна, бледная и с поджатыми губами, сделала решительный шаг и зашла внутрь. Нестерпимо пахло кровью. Его тело лежало в неестественной позе на циновке в дальнем углу. Дрожащими руками девушка закрыла дверь изнутри.

Она могла долго стоять в нерешительности, ожидая разговора или какой-нибудь реакции, но он не двигался. Не было слышно даже его дыхания. Оглушенная своим громоподобным сердцебиением, она приблизилась к нему.

Ее пальцы осторожно коснулись каменно-холодного тела мужчины. Ладони сделались липкими от крови. Джайна опустилась на колени и поняла, что и пол вокруг него был залит застывшей кровью. Джайна водила руками по его пропитанной кровью одежде. Сердцебиения не было.

Она хотела перевернуть его на спину, но окаменевшее тело было невероятно тяжелым. Сделав усилие, она все же перевернула его, и сама, потеряв опору на скользком от крови полу, упала ему на грудь. Его кожа больше не полыхала привычным, обволакивающим жаром.

Джайна силилась в темноте разглядеть его лицо, но не могла. Девушка попыталась разорвать его пропитанную кровью рубашку. Белое каменное тело, с рельефными плечами пугало холодом.

Но на его груди не было ни единого следа от десятка выпущенных в него пуль!