В зоне риска. Интервью 2014-2020

– Если есть возможность, я бываю там, где прошли мои детство и юность: на Бакунинской улице, в Балакиревском и Переведеновском переулках, где стояла моя 348-я школа, на Спартаковской площади, где был Первомайский дом пионеров, возле Елоховской церкви, там до сих пор в старинном особняке расположена библиотека имени Пушкина, куда я ходил в мальчиком. Недавно в Харитоньевском переулке в здании, где располагался наш райком комсомола, я вдруг обнаружил еврейскую спортивную школу. Дело-то хорошее. Но русской спортивной школы я нигде в Москве ещё не встречал. Может, и не надо российский спорт по национальным квартирам рассовывать? Да и вообще, как теперь определить этническую ориентацию учреждения? Ведь графы «национальность» в паспортах нет. Странная история.

Как-то увидел, что в доме на Маросейке, где я обитал с родителями в первые годы жизни, открылся цветочный магазин. Зашёл, озираюсь. Юная продавщица спрашивает:

– Вы что-то ищете?

– Нет, – отвечаю. – Просто места знакомые.

– В каком смысле?

– Я здесь жил.

– А вы ничего не путаете? До нас тут ателье располагалось.

– Не путаю. Тут задолго до ателье располагалась коммунальная квартира. Наша комнатка без окон вон в той части была.

– Когда же вы здесь жили?

– С 1954-го по 1957-й!

Через пять минут весь коллектив магазина высыпал поглазеть на забредшего к ним советского мамонта.

– Случается ли Вам во время прогулок по центру обнаружить какой-то незнакомый уголок? Вы говорили, что Вам интересны мемориальные квартиры. А какие из них Вас чем-то удивили?

– Иногда натыкаешься на удивительный дом, который раньше не замечал до реставрации. А недавно иду мимо здания консерватории и вижу напротив ворота во двор, захожу и столбенею. Представляете, перед входом в какое-то солидное финансовое учреждение цветёт двухметровый рододендрон с бутонам, величиной с кокос. «А как же зимой?» – спрашиваю охранника, вышедшего покурить. «Минус тридцать пережил!» – с гордостью отвечает тот.

Если прохожу мимо мемориальной квартиры и есть время, обязательно захожу. Недавно иду по Тверскому бульвару в Минкультуры. Звонят из приёмной: заседание откладывается. Вижу мемориальный музей Коненкова, мимо которого хожу лет сорок. Заглядываю. Фантастика. То, что он был гениальным скульптором, это я, конечно, знал. А то, что он являлся нашим чуть ли не резидентом в США и работал вместе с женой по атомному проекту, об этом даже не догадывался. Не проходите мимо мемориальных музеев!

– В статье «Где проспект Ивана Калиты?» Вы писали, что, живя в Балакиревском переулке, заблуждались насчёт того, чьё имя он носит, так как разъясняющих табличек в то время не было. Можно ли сказать, что сейчас с таким вот историческим просвещением стало лучше – появились таблички, QR-коды на стенах? Вы, кстати, когда-нибудь наводили на эти коды смартфон?

– Да, долгие годы я был уверен, что переулок, где я вырос, назван так в честь замечательного композитора. Оказалось, нет, в память о рабочем местной пуговичной фабрики, погибшем на гражданской войне. Кстати, площадь в честь композитора Балакирева появилась в Выхино-Жулебино только в 2017 году. Когда я писал нашумевшую статью «Где проспект Ивана Калиты?», её ещё в помине не было. Возникал вопрос, кто нам дороже: мятежный пуговичник или один из основоположников русской школы музыки? Кстати, большинство проблем, поднятых в той статье, так и не решены до сих пор. «Войковская» как была, так и есть. А проспекта Ивана Калиты, сделавшего Москву центром Русской земли, как не было, так и нет. QR-коды – дело хорошее, познавательное, но мраморные и гранитные доски, по-моему, надёжнее и уважительнее в отношении родной истории и знаменитых людей.

– Что бы Вы хотели изменить в Москве? (Вы много раз говорили о том, что не хватает памятников многим достойным людям и названных в их честь улиц).