В зоопарке

И в возмутительной личине мерзкого хулигана, и в светлом образе стража общества пес представлялся им в крайнем воплощении этих свойств. Поэтому бабка и жильцы были крайне разочарованы, когда на следующий день по комнате заковылял крохотный, тоскливо повизгивающий щенок. Его детская косолапость смутила их, а квёлые расплавленные глазки показались просто неприличными. Но, как говорила сама миссис Плейсер, никто не мог упрекнуть ее в том, что она отступается от собственных слов, и бедным сироткам было позволено возиться с этой глупой и никчемной собачонкой. Всю первую ночь, сидя на кухне в своей картонной коробке, он скулил и звал маму, а утром — тут уж из песни слова не выкинешь — устроил полный разгром: наделал на полу, стянул со стола скатерть вместе с бутылкой соуса и заляпал все вокруг густой бурой массой. За завтраком жильцы рассказывали, как чудно провели ночь, благодаря собаке, которая решила не дать никому сомкнуть глаз. В тот же день Дружка перевели в нашу комнату, и, вне себя от восторга, мы все ночи напролет обнимались, целовались и шептались с ним. Он был нашим ребеночком, нашим лучшим другом, самой миленькой, родненькой, чудной, красивой собачкой на всем белом свете. От наших нежных и бурных ласк щенок блаженно взвизгивал, и тогда мы шутливо зажимали ему морду, заставляя глухо по–взрослому рычать и неистово трясти головой, а когда мы отпускали его, он любовно, но крепко нас покусывал.

Пес был умен, незлобив и быстро схватывал собачью науку. Он стал далеко обходить бабкину редиску и салат, после того, как она несколько раз крепко вытянула его ремнем по ляжкам, скоро бросил жевать башмаки и сохнущее белье и отвык от младенческого хныканья. Он рос быстро, как сорняк: у него пропала овальная мягкость, прежде тонкая и бархатистая, как сажа, шерстка стала жесткой и ржаво–черной, а нос — аристократически длинным. Он научился настораживать умные заостренные уши. Весь он отливал бронзово–черным, а белыми были только елизаветинские брыжи на шее и самый кончик упрямого хвоста. Он, без сомнения, был исключительно красив и щедро наделен собачим обаянием и тактом.

По утрам, провожая нас с Дейзи в школу, он то забегал легким галопом вперед, заливаясь неслышным смехом от избытка счастья, то вдруг отвлекался, принюхиваясь к запахам незнакомых существ в траве, но, в общем, с усердием исполнял свои обязанности провожатого. Он легко сходился с другими псами и иногда убегал на несколько дней в горы, где охотился в компании старого, рыжего и грозного пса по кличке Месс. Месс с самого рождения рыскал дни напролет по долам и весям, а приютом ему была пожарная станция, где он и жил в свое удовольствие.

Как раз после одной из таких трехдневных отлучек в горы бабка и взяла нашего Дружка в работу. Он притащился домой усталый и немыслимо грязный, весь в клещах и колючках, с налитыми кровью глазами и громким хрипом в груди. Полдня он провалялся у крыльца, будто в похмелье, и когда мы предлагали ему еду или воду, казалось, молил стонущими глазами: «Ради Бога, оставьте меня в покое». Бабке это не понравилось, она посчитала себя задетой и пришла в ярость. Возмутилась она, как ни странно, не Дружком — осуждать домашних не позволял этикет — а Мессом, чья невоспитанность, а заодно и разгульный образ жизни его названных хозяев–пожарников, тут же подверглись подробному и безжалостному разбору. Квартирантка из тыльной комнаты сразу припомнила ночные визиты начальника пожарной команды в дом некой особы с немалым числом великовозрастных дочек чуть ли не старше своей «мамаши». Ну и дела! Пучеглазая библиотекарша — она занимала одну из передних комнат — высказала несколько любопытных предположений насчет помощника начальника, который недавно взял — неспроста, конечно — книгу о спиритизме. И как же было не знать ей, начальственно восседавшей за перегородкой в центре зала и ловившей своими жадными ушами и выпяченными, как соски, лазурными глазами каждое слово и движение читателей, что жена начальника отнюдь не являла собой образец честности, когда подсчитывала очки во время игры в бридж.

И если уж миссис Плейсер и ее апостолы не могли сейчас сделать многого для спасения душ пожарников и их семей и тем отвратить от города огнь небесный (тихий и робкий мистер Бивер — новый жилец, вскоре съехавший из пансионата — даже потягивал носом во время рассказа, будто чуя смрад горящей плоти), надо было хотя бы прекратить постыдную дружбу Месса с Дружком. Бабка посмотрела туда, где в темном углу у крыльца растянулся во весь рост Дружок и изрекла: «Собака, как и человек, должна вести себя нравственно». С той минуты кончилась его молодая вольница.

Как тут не поверить в телепатию? Пес вздрагивал горлом и отрывисто лаял, гоняя во сне зайцев, но едва бабка произнесла эту фразу, как он поднял с лап тяжелую голову, медленно встал, выждал минуту и лениво поплелся через крыльцо к бабке. Опустив голову и поджав хвост, он остановился у ее стула, будто хотел сказать: «Я согласен, миссис Плейсер, научите меня, и я пойду с вами по стезе добродетели».