В Зырянском крае. Охотничьи рассказы

Под конец августа шекснинские илы производят еще другой вид поденок, однолетних, очень маленьких, формою схожих с бабочками и до того липких, что нередко видишь их летающих связанными по паре и по тройке. Эти поденки выходят из берегов в продолжение нескольких недель постоянно каждый день и всегда вечером: в тихие, ясные зори их бывает очень много. Шекснинские жители называют осеннюю метлицу уклейкою, по имени маленькой миловидной рыбки, уклейки, которая любит ею лакомиться. Рыбаки не употребляют этого вида поденок для рыбной ловли, но поднявшуюся в это время на промысел с глубины уклейку – рыбу и ельцов ловят в вечерние зори тонкими плавательными мережами, называемыми уклеенными.

Спустя недели две после уженья на метлицу, около Ильина дня, вновь восстанавливается клев на рака, который в это время делается линевым, т. е. меняет свою старую твердую скорлупу на новую, на первых порах – нежную и мягкую. Линючего рака, оборвавши клешни, можно всего надавать на удочку, для этого всаживают крючок в левый глаз рака и выдергивают его около второй нары ног, потом спускают рака несколько на лесу и уже окончательно заправляют крючок в хвостик. Насадка, таким образом изложенная, выходит большая и принимает совершенно вид натурального рака. На линючего рака особенно хорошо идет голавль и язь. Уженье производится в тихих же местах, т. е. с мысов или под мысами в заводях, на глубине.

К концу августа клев рыбы на рака окончательно прекращается, начинается уженье налимов на мелкую лягушку. Для этого употребляются тоже донные удочки, только с крючком мелкого калибра. Лягушку насаживать очень легко: просто прокалывают крючком обе ее губы снизу наверх. Носик крючка здесь скрывать не требуется, потому что насадка живая, рыба хватает ее в воде не рассматривая. Уженье на лягушку производится по ночам в тихую погоду, при огне, для чего около сиденья рыбака разводится костер. Этим способом вылавливаются иногда очень крупные налимы: в шесть-семь фунтов весу, но несмотря на это немногие из рыбаков занимаются им, потому что ночное бдение, возня с лягушками, редкий клев, однообразие рыбы лишают уженье той привлекательности, которая так заманчива в ужении на рака и на метлицу. Шекснинские рыбаки по ремеслу занимаются осенью ловлею налимов на переметы, наживляемые лягушками. Бросание производится с вечера, выбираниe рано утром. Годами налим идет на переметы так бойко, что ловля их становится очень выгодным промыслом.

III. ШУйгa

Шексна от границы Пошехонского уезда с Черемновским спускается в глубокую котловину и затем, вплоть до своего падения в Волгу, уже течет по низменной местности. Весною в этой части Шекснинского бассейна бывают почти каждый год необыкновенно широкие разливы. Лиственные леса, луга и поля, даже деревни – все покрывается водою и, куда ни посмотришь, всюду видишь водную поверхность, в ветер волнующуюся белыми барашками, в тихую погоду – покойную, лоснящуюся, как пролитое масло. На человека, не знакомого с вешними разливами, такая водополь производит обаятельное действие. Говор, всякий резкий шум, выстрел, всякая закатистая, разудалая песня слышны здесь на громадное пространство: звуки так и стелются по воде, так и бегут по ней нескончаемо по всем направлениям. В водополье ни на одну секунду не бывает на Шексне совершенного безмолвия: то гогочут пролетные гуси, громадными стаями переселяющиеся на север, то пронзительно курлычут журавли, ночующие по маленьким островкам кое-где оставшейся суши, кричат утки по залитому мелколесью, пыхтит пароход, свободно идущий по глубокому разливу: ему теперь нечего держаться шекснинского русла, – теперь ему везде путь. Звонко, пронзительно раздается его свисток, вспугивающий многочисленные стада чернетей и всяких норей, любящих держаться на открытых местах. Вдруг поражает вас какой-то странный грохот, издалека доносятся до вас резкие металлические звуки, бряцание тяжелых цепей: это идет туер. Заря. Огненною рекою разлилась она на западе; спустились сумерки прозрачные, светлые, безупречные сумерки, полные оживляющей свежести. На воде не колыхнет, в лесу не шевельнется ветка, но голоса не умолкают: по всем направлениям слышно бормотание тетеревей, перекличка чаек, свист кроншнепа, крики куликов, урканье лягушек. Живым, клокочущим родником бьет здесь жизнь природы, и в тихую, теплую, ясную зорю еще отчетливее, понятнее становится для вас ее живой говор, сливающийся в один общий, непрерывный гул. Полночь. Глухая, покойная полночь. Люди, со своими мирскими заботами, со своими житейскими хлопотами уже давно улеглись. Смолкли и воздушные жители, торжествующие зорю, и они теперь на покое. Но шекснинская природа не молчит и в полночь: дико ухает филин в лесу, гагайкает сова, трещит козодой, свистят крылья в воздухе переселяющихся на север громадными стадами разных водоплавающих птиц.