Ва-банк

Полиция все это тщательно записала, а также занесла в протокол показания Нини, которая заявила, что ее друг всю ночь играл в карты в том же баре, где она занималась своим ремеслом, с каким-то незнакомцем; затем он играл в кости и пил за стойкой опять-таки в кругу незнакомых посетителей. Потом все разошлись, а Ролан ушел последним. Он вышел из бара один. Ничто из заявления Нини не указывало на то, что за ним кто-либо приходил. Он вышел один после того, как неизвестные ушли.

Комиссар Жирарден и инспектор Гримальди беседовали с умирающим Роланом Леграном в присутствии его матери. Медсестры им сказали, что его состояние безнадежно. Я привожу здесь дословно их рапорт и хотел бы заверить всех, что ничего не сочиняю, поскольку он был опубликован в книге, где меня разнесли в пух и прах, с предисловием дивизионного комиссара Поля Ромена. Вот что там написано.

«Два фараона допрашивают Леграна:

– Рядом с вами находится комиссар полиции и ваша мать. Мать для нас самое святое на свете. Скажите правду. Кто в вас стрелял?

– Папийон Роже, – отвечает он.

Мы попросили его поклясться, что он говорит правду.

– Да, мсье, я сказал вам правду.

Мы удалились, оставив мать наедине с сыном».

Таким образом, было ясно как божий день, что двадцатитрехлетний парень, стрелявший в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое марта, был Папийоном Роже.

Ролан Легран был сутенером. Он эксплуатировал свою подружку Нини, с которой жил на улице Элизе де Бозар, 4. По сути, он даже не был членом преступного мира, но, как и все завсегдатаи Монмартра, как и все, кто соприкасался с преступной средой, он знал нескольких Папийонов. И, опасаясь, что полиция вместо убийцы может арестовать другого Папийона, он вместе с кличкой назвал и его настоящее имя. И хотя он всю жизнь занимался сутенерством, ему, как и всякому французу, хотелось, чтобы полиция наказала его врага. Короче, он назвал не только марку машины, но и точно указал номерной знак. Да, Папийон, но Папийон Роже.

И снова события давних лет навалились на меня в этом злосчастном месте. Они и раньше проворачивались у меня в голове тысячи раз. Мои адвокаты дали мне возможность ознакомиться с делом. Времени в камере было достаточно, и я выучил его наизусть, словно Библию, перед судом присяжных.

Итак, в деле имелось предсмертное заявление Леграна и показания его девчонки Нини. Никто из них не указывал на меня как на убийцу.

На сцене появляются четыре человека. В ту ночь они побывали в больнице Ларибуазьер, чтобы выяснить:

1. Действительно ли был ранен Ролан Легран?

2. В каком состоянии он находился?

Предупрежденная полиция немедленно бросилась их разыскивать. Поскольку они не принадлежали к преступному миру, им незачем было прятаться. Они пришли пешком и так же ушли. Их арестовали на бульваре Рошешуар и доставили в комиссариат.

Вот их имена:

Гольдштейн Жорж, двадцати четырех лет;

Дорен Роже, двадцати четырех лет;

Журмар Роже, двадцати одного года;

Кап Эмиль, восемнадцати лет.

Их показания были взяты по горячим следам и запротоколированы в комиссариате в день убийства. Все четко и ясно.

Гольдштейн заявил, что он услышал разговор в толпе. Говорили, что ранен парень по имени Легран тремя выстрелами из револьвера. Подумав, что им мог оказаться его друг Ролан Легран, бывавший в этих местах, он пошел в больницу пешком, чтобы все разузнать. По дороге ему повстречался Дорен, потом еще двое, и он их попросил пойти вместе с ним. Последние трое ничего не знали об этом деле и не были знакомы с жертвой.

– Вы знаете Папийона? – спрашивает комиссар Гольдштейна.

– Немного. Встречал несколько раз. Он знает Леграна. Это все, что я могу сказать.

– Ну и что из того? Что значит Папийон? На Монмартре их пять или шесть. Не волнуйся, Папи.

Вспоминая все это, я опять представляю себя двадцатитрехлетним парнем. Я сижу в камере тюрьмы Консьержери и перечитываю свое дело.

Показания Дорена:

«Гольдштейн попросил проводить его до больницы Ларибуазьер, чтобы справиться о состоянии его товарища, имени которого он не называл. Мы с Гольдштейном вошли в больницу вместе, и тот спросил, тяжело ли ранен госпитализированный Легран.

– Вы знаете Леграна? Вам что-нибудь говорит имя Папийон Роже? – спрашивает его комиссар.

– Я не знаю Леграна ни по имени, ни в лицо. Знаю одного парня, которого зовут Папийон. Случалось видеть его на бульваре. Его многие хорошо знают и боятся. Мне с ним разговаривать не приходилось. Больше ничего не знаю».

И ни слова о Папийоне Роже.

Журмар заявил, что Гольдштейн по выходе из больницы, куда он заходил вместе с Дореном, сказал ему: «Так и есть, это мой приятель».

Значит, пока он не сходил в больницу, он точно не знал, кто ранен?

«Комиссар:

– Вы знаете Папийона Роже и человека по имени Легран?

– Я знаю одного Папийона. Он часто бывает на площади Пигаль. Но в последний раз я его видел месяца три назад».

То же самое и с четвертым мошенником. Он не знает Леграна. Папийона знает, но так – только в лицо.

Мать Леграна в своих первых показаниях подтвердила, что сын говорил о Папийоне Роже.