Ва-банк

Я воспользовался пребыванием в Каракасе, чтобы повидаться с друзьями и выяснить, что произошло с Пиколино. Живя в Маракаибо, я время от времени передавал ему с разными людьми небольшие суммы денег. Последний видевший его уже в 1952 году приятель сказал, что Пиколино вроде бы собирается поселиться в гостинице «Гуахира» неподалеку от порта. Я часто предлагал ему приехать и жить у нас в Маракаибо, но он всякий раз передавал, что предпочитает оставаться в Каракасе, потому что это единственное в стране место, где есть опытные врачи. Кстати, речь у него почти восстановилась, правая рука обрела подвижность. Однако мне не удалось разыскать его, хотя я прочесал весь порт. Возможно, он сел на корабль и отправился куда-нибудь во Францию. Этого я так и не узнал и часто корил себя за то, что не приехал в Каракас раньше и не заставил его переехать ко мне в Маракаибо.

Постепенно ситуация для нас прояснилась: если в Венесуэльской Гвиане, где начался великий бум, связанный с разработками железорудных месторождений, и где генерал Равард укрощал неприступные девственные леса и непокорные реки взрывами динамита, нам устроиться не удастся, тогда мы возвращаемся и будем жить в Каракасе.

И вот мы с Ритой отправились в Сьюдад-Боливар на берегу реки Ориноко. Восемь лет спустя я снова оказался в этом милом провинциальном городе, где жили такие приветливые, радушные люди.

Ночь мы провели в гостинице и едва вышли на террасу выпить по чашечке кофе, как вдруг перед нашим столиком остановился человек. Мужчина лет пятидесяти, высокий, худощавый, загорелый, в маленькой соломенной шляпе. Остановился и сощурил и без того узкие глазки, пока они наконец почти совсем не скрылись в паутине мелких морщин.

— Или я рехнулся, или передо мной действительно мой старый знакомый Папийон, — сказал он по-французски.

— Не много ли берешь на себя, приятель? А вдруг дама, что со мной, первый раз слышит эту кличку?

— Извините. Я так удивился, что и сам не заметил, что веду себя, как полный болван.

— Тогда ни слова больше. Присаживайся.

Это оказался мой старинный знакомый Марсель Б. Мы поболтали немного. Он был изумлен, видя, что я в такой прекрасной форме и преуспеваю. Я объяснил это чистым везением. При первом же взгляде на Марселя становилось ясно, что похвалиться тем же он не может. Его одежда говорила об этом весьма красноречиво. Я пригласил его позавтракать с нами.

После нескольких бокалов чилийского вина он разговорился.

— Да, мадам, глядя на меня теперь, не скажешь, каким удальцом я был в молодости, ни черта не боялся. Когда первый раз бежал с каторги, попал в Канаду, поступил на работу в конную полицию. В полицию, можете себе представить, ни больше ни меньше! Так бы и проторчал там всю жизнь, но только в один прекрасный день случилась драка, и один парень упал, да прямо мне на нож. Ей-Богу, истинная правда, мадам Папийон! Прямо на нож! Вы, видно, не верите? Канадская полиция тоже не поверила, поэтому я быстренько смылся и через Штаты добрался до Парижа. А там какая-то сука меня выдала. Поймали и снова отправили меня на каторгу. Там-то я и познакомился с вашим мужем, и мы стали добрыми друзьями.

— А что теперь делаешь, Марсель?

— Торгую помидорами в Лос-Моричалес.

— Ну и как, идут?

— Не очень. Иногда солнце затеняют облака. Знаешь точно — там оно, это солнце, а не видать. Однако оно все равно умудряется посылать какие-то там невидимые лучи к губит помидоры за несколько часов.

— Господи, как же так?

— Загадка природы, приятель. Не знаю уж, как и почему так получается, но результат налицо.

— А много здесь бывших заключенных?

— Около двадцати.

— Ну и как они, в порядке?

— Более или менее.

— Чем тебе помочь, Марсель?

— Клянусь Богом, Папи, если бы ты не спросил, я сам никогда бы не осмелился просить об этом. Но вижу, что ты в порядке, можно сказать, процветаешь, так что, мадам, вы уж простите, но я хочу попросить об одной очень важной вещи.

«Господи, проси что хочешь, только не слишком дорогое», — пронеслось у меня в голове. А вслух я сказал:

— Что надо, Марсель? Говори, не стесняйся!

— Пару брюк, пару туфель, рубашку и галстук.

— Идем, идем к машине.

— Это что, твоя? Да, ну и везунчик же ты!

— Да. Ужасный везунчик.

— А когда вы уезжаете?

— Сегодня.

— Жаль. А то бы мог подвезти молодоженов в своем броневике.

— Каких молодоженов?

— Черт! Как же это я… Совсем забыл сказать — эти шмотки предназначаются для жениха, тоже бывшего заключенного.

— Я его знаю?

— Его зовут Матуретт.

— Как ты сказал?! Матуретт?

— Ну да. А что тут такого особенного? Он что, твой враг?

— Напротив. Очень хороший и близкий друг.

В голове не укладывалось. Матуретт!.. Тот самый юный маленький гомик, с помощью которого нам удалось бежать из больницы в Сен-Лоран-де-Марони. Тот самый, с кем я прошел в лодке в открытом море почти три тысячи километров!