Ваал

Бургмейер (не расслышавший его и обращаясь к публике). Лгать этой мерзавке так же легко, как пить воду, и никакого стыда при этом... В безделице я уличал ее? В покушении на воровство! Если бы даже это неправда была, так она, как женщина, должна была бы смутиться перед одним ужасом такого обвинения - ничего!! В какое, господи, время мы живем!..

Лакей. Господин доктор идет, Александр Григорьич.

Бургмейер (услышав, наконец, его). Кто?

Лакей. Доктор приехал-с и идет к вам.

Бургмейер. Пусть идет!.. Бог какой и царь прибыл! (Садится и начинает нервно постукивать ногою.)

ЯВЛЕНИЕ VIII

Входит доктор Самахан, рябой, косой, со щетинистыми

черными волосами и вообще физиономией своей смахивающий

несколько на палача. Лакей почтительно перед ним

сторонится и уходит.

Самахан (нагло и надменно взглядывая на Бургмейера). Вы хозяин дома и больной?

Бургмейер (мрачно). Точно так-с.

Самахан. Желаете, чтоб я вас исследовал?

Бургмейер. Если нужно это.

Самахан. Конечно, нужно. Вы не лошадь, чтобы вас зря лечить... (Берет стул, садится против Бургмейера и первоначально смотрит на него некоторое время внимательно, а потом довольно грубо прикладывает большой палец свой к одному из век Бургмейера, оттягивает его и как бы сам с собой рассуждает.) Существует малокровие и заметно несколько усиленное отделение желчи... (Затем, откинувшись на задок стула, Самахан начинает уже расспрашивать Бургмейера.) Сколько вам от роду лет?

Бургмейер. Сорок восемь.

Самахан. Не имеете ли вы каких-нибудь ярких и в определенной форме выраженных болей?

Бургмейер. У меня голова очень часто болит, почему я послал за вами. Я страдаю тик-дулурё...

Самахан (насмешливо). Представьте мне это определить, тик ли у вас дулурё или что другое. Не подвержены ли вы некоторым дурным физическим наклонностям, то есть не пьянствуете ли, не обжираетесь ли, не очень ли много забавляетесь с женщинами?

Бургмейер. Я никаких этаких наклонностей не имею.

Самахан (с полной уже важностью). Так-с. Извольте встать на ноги.

Бургмейер встает.

(Прикладывает ухо к его груди, но потом тотчас же в удивлении отступает от него.) Что это у вас за страшное трепетание сердца? Меня, что ли, вы перепугались так?

Бургмейер. Нет-с, я на прислугу свою сейчас только очень рассердился.

Самахан (презрительно улыбаясь). Стоило, признаюсь!.. В груди я ничего, кроме этого, не вижу дурного. Лягте на диван.

Бургмейер не совсем охотно ложится.

(Став перед Бургмейером.) Согните немного ваши ноги. (Начинает его поколачивать по животу вынутым из кармана молоточком.)

Бургмейер слегка при этом вскрикивает.

(Опять усмехаясь). Нежны уж очень, чувствительны. В животе тоже никаких нет страданий. Повернитесь спиной вверх.

Бургмейер совершенно уже нехотя поворачивается. Самахан

большим пальцем проводит по всему его позвоночному

столбу. Бургмейер уже закричал.

Самахан. Где вы почувствовали боль: в одном ли каком позвонке или во всем позвоночном столбу?

Бургмейер (вставая и, видимо, не желая себя давать более исследовать). Во всем... Вы чуть не сломали мне спины.

Самахан. Не вдруг ее сломаешь. Крепка еще она. Боль вы чувствовали оттого, что я вас сильно давнул пальцем. Сядьте теперь.

Бургмейер садится и почти не глядит на доктора.

Самахан (тоже садясь). И извольте слушать, что я буду говорить. По утрам вы чувствуете желание кислого и жажду...

Бургмейер. Это я чувствую; кроме того...

Самахан (перебивая его). Чувствуете потом желание быть скорее на воздухе...

Бургмейер. Может быть-с! Но, как я сказал вам, сверх того я...

Самахан (закричал на него). Пожалуйста, не прерывайте меня!.. Вы достаточно уже говорили, позвольте мне... Я без всяких ваших кроме того знаю, что у вас: болезнь ваша есть собственно малокровие и сопряженное с ним нервное расстройство. Лечение для вас должно состоять: ешьте больше мяса, будьте целый день на воздухе да и на прислугу вашу поменьше сердитесь.

Бургмейер. Я бы прежде всего желал, чтобы вы меня от тик-дулурё избавили.

Самахан (передразнивая его). Тик-дулурё! Тик-дулурё какой-то затвердил! Весь ваш тик-дулурё есть результат того же малокровия и по форме своей не что иное, как маскированная лихорадка. Я пропишу против нее вам мышьяку... (Поднимается с своего стула.)

Бургмейер (восклицая). Как мышьяку-с?

Самахан. Так мышьяку... (Садится за письменный стол и пишет.) Отравить, вы думаете, я вас хочу? Всякий яд зависит от степени концентричности, и кофе - яд, однако вы пьете его каждый день... (Вставая из-за стола и показывая на рецепт.) Принимать, как тут сказано... (Берется за шляпу.)

Бургмейер тоже встает и подает доктору

приготовленную для него тысячу.

(Кладя деньги в карман.) Благодарю!

Бургмейер. Потрудитесь, доктор, и рецепт ваш взять назад: я по нем принимать не стану.

Самахан (рассмеявшись). Что ж вы мышьяку, вероятно, испугались?

Бургмейер (с волнением в голосе). Нет, я не того испугался!.. Я испугался еще, когда вы заранее велели мне сказать, что желаете получить с меня тысячу рублей! Врачу, который так относится к больным, я не могу доверять.