И с трудом удержался, чтобы не отпрянуть под властным, грозным взглядом Ваала. Он вдруг обнаружил, что не может долго смотреть в эти темные, глубоко посаженные глаза, в которых искрились жестокий ум и безграничная ненависть, и отвернулся. Судя по широким крепким плечам, Ваал при всей своей худобе физически был очень силен. Вирга решил, что ему лет двадцать пять – тридцать, не больше. Он превосходно говорил по-английски, без малейшего намека на какой-либо акцент, а его голос был мягким и умиротворяющим, как первая волна, набежавшая на берег сна. Только его глаза, страшные, живые на мертвенно-бледном лице с твердым подбородком, придавали ему некоторое сходство со смертью.
– Вы американец? – спросил Вирга.
– Я Ваал, – ответил мужчина, словно это отвечало на вопрос профессора.
Вирга внезапно обратил внимание на шахматные фигуры, вырезанные из красивого блестящего камня. Белые (Вирга стоял у их половины доски) были представлены монахами в развевающихся рясах, скромными монашками, суровыми священниками и стройными готическими соборами. Ферзь, женщина в накинутом на голову покрывале, возводил очи горе. Король, бородатая фигурка Христа, воздев руки, о чем-то молил Отца. На противоположном краю шахматного поля – Вирга теперь заметил, что Ваал уже сделал несколько ходов черными, начав игру, – стояли колдуны, варвары, размахивающие мечами, горбатые демоны; короля и ферзя изображали соответственно некто поджарый, лукаво изогнувший стан и манящий кого-то пальцем, и женщина со змеиным языком.
Ваал заметил интерес Вирги к шахматным фигурам.
– Играете? – спросил он.
– От случая к случаю. Я вижу, вы атакуете. Но вам недостает противника.
– Атакую? – спокойно переспросил Ваал. Он подался вперед и впился в Виргу горящим взглядом. – О нет, еще нет. Я еще только учусь искусству маневра.
– Это требует времени.
– Оно у меня есть.
Вирга поднял глаза от шахматной доски и посмотрел в лицо Ваалу. Наконец профессор почувствовал, что не смеет дольше выдерживать его пристальный взгляд.
– Скажите, – спросил он, – кто вы на самом деле? Почему вы выбрали имя бога дикарства, жестокости и жертвоприношений?
– Мое имя это… мое имя. Меня всегда звали и будут звать Ваалом. А жестокость и жертвоприношения, дражайший доктор Вирга, в этом мире – причастие истинного Бога.
– Кто же этот истинный Бог?
Ваал опять улыбнулся, словно был причастен тайне, которую Вирге было не постичь.
– Вы же не слепой. Вы не могли не заметить действия определенных сил в этой стране – да и во всем мире. Следовательно, вы сами можете ответить на свой бессмысленный вопрос: кто истинный Бог?
– Я вижу людей, которые все становятся все меньше похожи на людей. Я вижу жестокость, насилие, убийства и хочу знать, какова ваша роль во всем этом. Чего вам надо? Политической власти? Денег?
Угроза во взгляде Ваала стала более явственной. Виргу охватило желание отступить на несколько шагов.
– Я располагаю любыми деньгами, какие мне требуются. Политическая же власть ничего не стоит. Нет. Моя власть – власть насаждать волю подлинного Вседержителя этой юдоли. И будет так! Меня слушают – слушают. Люди устали от того, что их учат и школят, как неразумных детей. Настоящие люди должны жить в настоящем мире, а настоящий мир учит одному – выживанию. Выживи, даже если тебе придется пройти по трупам тех, кто надеется сломать
– Плоды вашей философии, философии пауков в банке – то, что здесь творится. Город сошел с ума. Я видел вещи, невообразимые для цивилизованной страны!
– Напротив, город пришел в себя.
– В таком случае, – сказал Вирга, – безумны вы. Вы проповедуете смерть и разрушение, пожары и ненависть. Вы прекрасно выбрали себе имя! Ваш тезка и предшественник был подлинной язвой на теле Иеговы.
Ваал сидел не шевелясь. Вирге показалось, будто что-то холодное и твердое сдавило ему горло. Ваал чрезвычайно медленно поднял голову; с белого лица смотрели глаза змеи.
– У меня не было ни тезки, ни предшественника, – промолвил он. – Я знаю Иегову, – он выплюнул это имя, как гной, – вам и не снилось, как хорошо я его знаю. Вефиль, Гай, Иерихон, Асор… все эти славные города обратились в золу. – Его лицо неожиданно исказилось, голос из бархатистого превратился в утробный вой бури. – Война, – выдохнул он.
– Война – вот власть моего Бога, и он отлично знает, как ею распорядиться. Назваться Иеговой и склонять людей предать их главную суть – грех. Извращая мир ложью, Иегова сам роет себе яму. Ему хочется скрыть правду.
Глаза Ваала сверкнули.
– Довольно игр, – сказал он.
– Боже мой, – в ужасе прошептал Вирга. – Вы и в самом деле хотите хаоса и смерти. Кто вы?
– Я – Ваал, – ответил тот с другого края шахматной доски, и Вирге почудился мимолетный пугающий промельк красного огня в его глазах. – А вот вы – у меня в пальцах.