Позже к нему приезжал Иосиф Кобзон с группой артистов. Кобзон позвал Вадима Алексеевича вернуться, так сказать, на «большую землю», но услышал отказ…
♦ Михаил Шуфутинский[34]:
Мне довелось два раза встретиться с Вадимом Козиным. Первый раз «мэр города» Жора Караулов, – второй мэр, подпольный, – говорит: «К Козину пойдем?» Для нас Козин был огромный авторитет. Ссыльный к тому же. Пришли мы к нему домой. Он жил в плохой двухкомнатной квартирке в «хрущевке», тесная, кошек штук десять там было. Что запомнилось? Стеллажи книг и стеллажи общих тетрадей. Он спросил нас кто мы, откуда. Я ответил, что музыканты из ресторана «Северный». На что он говорит: «Ресторан – это да-аа! Ведь раньше вся эстрада пела в ресторанах, а в филармониях кто выступал? Квартеты, хоры. А мы все в ресторане, самая лучшая работа в ресторанах». У него было пианино, рояль негде было поставить. Козин нам поиграл, но, видимо, к тому моменту он уже был слегка не в себе, потому что спел нам песню о Ленине, «Магаданскую сторонку».
Такой патриотический репертуар. А потом я ему говорю: «А что у вас в этих тетрадях?» Я знал, что он собирает некрологи, которые печатают в газетах, и вклеивает их в тетрадки. Так вот, Вадим Алексеевич Козин коллекционировал некрологи. Вторая встреча произошла во время моих гастролей в 1990 году. Конечно, он меня не узнал, ему было много лет, под девяносто, наверное. Он жил в другом доме, но тоже без лифта, на пятом или шестом этаже. Там было две квартиры. В одной из них жила его сестра, которая за ним ухаживала, а вторая, двухкомнатная, была его творческим салоном[35]. В комнате стоял красный рояль, подаренный ему Кобзоном. Мы с ним играли на нем, пели вместе. Жаль, никто не снимал это на пленку…
♦ Борис Носовский[36]:
Июнь 1985 года. В Магадан я приехал на гастроли с театром из Комсомольска-на-Амуре. Из аэропорта в город автобус вез по Колымскому тракту. Я невольно вспомнил все, что знал о Колыме, и о дороге, что построена, как говорили, на костях заключенных, и песню «Запомнил я Ванинский порт». Но никак не мог предположить, что в этом суровом (во всех отношениях) крае я встречу Вадима Алексеевича. Нас познакомили в магаданском отделении театрального общества.
Через несколько дней наших гастролей мы случайно встретились на улице. Поговорили. Не знаю, чем было вызвано такое теплое отношение ко мне, только мы с женой получили приглашение прийти к нему домой в гости. Вот мы и пришли в однокомнатную «хрущевку», в которой последние сорок лет жил один из самых известных эстрадных певцов России. Вадим Алексеевич выглядел очень элегантно: белая рубашка, галстук и, главное, красивый меховой жилет (кажется, из нерпы). На столе было приготовлено роскошное чаепитие. Вадим Алексеевич рассказал, что как раз получил посылку из Москвы от своих поклонниц. Московские сладости, полки с книгами, стеллажи с газетными вырезками, фортепиано, старый проигрыватель, игрушечные кошки и кошечки, кошки на рисунках, фото да еще три кошки, бегающие по дому, с которыми хозяин был так любезен (о кошках он мог говорить долго)… Всё это моментально стало своим, давно знакомым, по-домашнему приветливым и теплым. И, что самое главное, отсутствие какой-либо позы, апломба, деланной простоты и снисходительности величия. Рядом с нами был человек, для которого необходимо было общение с почти незнакомыми людьми. Позже я узнал, что отзывчивость и жажда общения были главными в жизни этой удивительной личности. Мы знакомились с фотографиями тех, кто, будучи в Магадане, навещал В. Козина: Е. Евтушенко, О. Лундстрема, Б. Штоколова, Г. Жженова, С. Юрского, артистов Театра сатиры. Я знал, что каждый человек, приезжавший в Магадан, считал своим долгом и честью встретиться с выдающимся артистом.
Вадим Алексеевич был в хорошем настроении, ему сообщили, что в США вышел большой диск с его песнями. Естественно, от чаепития перешли к музыке. Мы попросили Вадима Алексеевича спеть «Осень». Он сел за фортепиано и спел под собственный аккомпанемент. Я спросил, сочиняет ли он сейчас. Козин ответил утвердительно и спел один из романсов, сочиненных недавно, кажется, на стихи поэта Дементьева. Мне тогда показалось, что есть какое-то несоответствие между стихами и музыкальными интонациями романса, но вслух не сказал. Не потому, что боялся обидеть автора. Я был поражен красотой и тембром голоса Козина. Это завораживало, вызывало такой восторг – словами, пожалуй, совру, это надо слышать и чувствовать. Как будто бы ему еще не исполнилось 80 лет. Козин обладал необычным по красоте голосом, в котором слышались и русская удаль, и щемящая цыганская тоска.
Потом Вадим Алексеевич попросил меня сыграть что-нибудь свое. Не помню, что именно я играл и пел, помню, что по настроению мне хотелось спеть что-то грустное, про любовь и разлуку.