В тот вечер мы много смеялись. Козин рассказал эпизод, благодаря которому он переехал в Москву. Певец со стажем Никифоров, с которым Козин вместе работал в Ленинграде, получал такую же зарплату, как и молодой певец. Недовольный этим фактом, Никифоров потребовал у дирекции повысить ставку, иначе он уволится. Ему повысили ставку. Козин решил последовать примеру коллеги и написал такое же заявление. Его уволили. После этого ничего не оставалось делать, как собрать вещи и уехать в поисках удачи в Москву.
В Москве в ЦПКиО руководителем оркестра работал Аркадий Покрасс, который раньше знал Козина. Он рекомендовал молодого певца с чарующим голосом директору парка. Вадима Алексеевича приняли. На следующий вечер Козин вышел на сцену Зеленого театра. Он исполнил «Калитку» и «Меж высоких хлебов» – красивые русские песни, редко исполнявшиеся в концертах и потому мало знакомые столичной публике. Успех превзошел все ожидания. Вскоре Козин начал петь сольные концерты: без микрофона и усилений техники он исполнял до сорока песен за вечер.
Вадим Алексеевич извинился, набрал по телефону чей-то номер. Дозвонился, попросил кого-то прийти сейчас же к нему с фотоаппаратом, так как у него в гостях удивительно хорошие люди. Без сомнения, мы взаимно понравились друг другу, хотя в оценках и мнениях сходились не во всем (говорят, что Козин не очень жаловал людей, которые не разделяли его взглядов). Пришел симпатичный мужчина лет тридцати пяти, по фамилии, кажется, Костырин. Как мы поняли, он был одним из ближайших друзей Вадима Алексеевича. Он нас фотографировал, за что ему и сегодня большое спасибо, иначе не было бы таких дорогих для нашей семьи снимков. Как-то после спектакля мы провожали чету Костыриных домой. Они указали нам на одно здание:
– Вот здесь, на втором этаже, третье окно от угла, сидел Вадим Алексеевич. Только вы не останавливайтесь, – они почему-то попросили, чтобы мы открыто не проявляли своего любопытства.
В этот вечер Вадим Алексеевич не сетовал на свою судьбу, не обвинял тех, по чьей вине он попал в Маглаг. Больше рассказывал о своих концертах, переполненных залах, курьезных случаях.
Поздно вечером мы уходили от Вадима Алексеевича. А уходить не хотелось. Для наших детишек (они остались в гостинице) Вадим Алексеевич передал сладости и красивый пакет супа с шампиньонами (в Магадане это был редкий деликатес).
Мы договорились о встрече. Вадим Алексеевич записал свои координаты (прямо на ходу) на бумажной салфетке. К сожалению, больше нам не посчастливилось встретиться с Козиным, так как внезапно пришлось уехать с гастролей на несколько дней раньше.
♦ Эдуард Асадов[37]:
В сталинские годы он был репрессирован по идиотскому обвинению и осужден на восемь лет лагерей. Это было в 1944 году. В том самом году, когда у меня было горе: я был ранен в боях за освобождение Севастополя. Я был моложе Вадима Алексеевича на двадцать лет. Мы ни разу с ним не встречались, но многие годы нас связывали очень добрые, дружеские отношения. Моя жена Галя в ту пору мне еще официальной женой не была, но близким человеком – безусловно.
Так вот, Галина Валентиновна как мастер художественного слова была с гастрольной поездкой в Магадане. И там ей сказали, что Вадим Козин поет несколько песен на мои слова. Ее это заинтересовало, и она посетила Вадима Алексеевича, который встретил ее очень сердечно. Галя сказала ему, что через две недели мне будет сорок лет. Первый юбилей. И Вадим Алексеевич наговорил на пленку для меня очень светлые слова и спел песню, автором которой был сам, на стихотворение «Ее любовь». И вот Галя, придя ко мне в день рождения, предложила поставить пленку на магнитофон. И каково же было мое удивление, когда я услышал все, что сказал мне Козин, и все то, что он спел! Вот так и завязалась у нас дружеская переписка. Когда ему исполнилось семьдесят лет, я послал ему вместе с телеграммой теплые стихи, и он отпечатал их на пригласительном билете по случаю своего юбилея. И прислал мне один такой билетик. А потом он прислал мне целых две кассеты своих песен с веселыми комментариями, а в конце, поздравляя меня с пятидесятилетием, спел веселый цыганский тост. Есть такой тост, когда цыгане приветствуют гостя и предлагают поднос с чаркой вина, а он кладет на него ассигнацию. И вот Вадим Алексеевич лихо и озорно спел мне этот тост, где есть слова:
У меня до сих пор хранится эта пленка. А еще лежит в коридоре, на полке осенняя фуражка из меха нерпы, которую прислал мне Вадим Алексеевич. И хотя прошло уже немало лет, фуражка эта прекрасно сохранилась и я по-прежнему надеваю ее в осенние дни.