А теперь можно привести текст письма, которое пришло на областное радио после одной из передач о творчестве Вадима Алексеевича Козина. Оно подписано – «жительница Магадана».
Уважаемый редактор, шов. Мазуренко! Спасибо огромное за передачу Вам и Вадиму Алексеевичу! Звучат по радио песни Козина.
Как же воспринимаются они сегодняшним слушателем? В передаче упоминается об огромной почте певца, о телефонных звонках почитателей таланта. Восхищаются, благодарят, просят чаще выступать, вспоминают. «Вспоминают». Это глагол огромной бездонной, ностальгической глубины. Далеко не все отваживаются звонить пожилому кумиру, говорят между собой, делятся своими ощущениями, просто молчат, плачут. Так вот, об этих слезах. Человеку свойственно через все свои трудные, серые, затурканные годы тянуться душой к светлому, сладкому началу жизни – детству, юности. А для многих (ох, для многих!) эта светлая красивость, эта поющая юность была связана с пластинками Козина. Заплачешь тут – ведь никогда уже не вернется не только юность, но и бездумная вера тех лет, тот вожделенный, алкаемый всеми феномен красоты звучания песни, одним из живых воплощений которого призван был стать Вадим Козин. Да, он невольно стал символом отрыва людей от тех серых «стахановских» будней, воспарением над ними и, опять же, – ностальгией по какому-то далекому прекрасному, которому уже не было места среди бетонного грохота пятилеток.
И еще о слезах, несколько неожиданных, но понятных. Это уже слезы не ровесников наших родителей, а самих сорока-и сорокапятилетних. Они, как я знаю из разговоров, слушая радиоголос Козина, плачут по уютному своему детству, где живы молодые родители, где крутится заводной патефон, где все хорошо-хорошо-хорошо. Для них голос певца – хрупкий и мучительно-сладкий мостик через жизнь – туда, к началу, в рай защищенности и родительской опеки. И ходят наши ровесники по музыкальным магазинам, как за инъекцией прошлого: «Нет ли у вас Козина?»
Плачет, услышав песни Козина, незрячий поэт с трагической судьбой, плачут русская парижанка и ее ровесница из Магадана. Нет, я не хочу утопить героя своего повествования в слезах, да и слезы слезам рознь. Те, о которых идет речь здесь, теплые и светлые, они обновляют и очищают души людские, облегчают страдания.
* * *Стою в почетном карауле и не могу поверить, что караул этот у гроба Вадима Алексеевича Козина. В двух шагах от меня его лицо, мраморнонеподвижное, застывшее навеки, никогда не разомкнутся отныне эти губы, не услышим мы въяве этот Богом данный голос – как можно в такое поверить? Как можно представить себе Магадан без Козина? Не знаю, не ведаю…
Прощание. Магадан, 1994
Звучит траурная мелодия, неиссякаем поток магаданцев, пришедших в театр отдать последний поклон великому певцу, проститься с последней легендой уходящей эпохи. Ибо Вадим Козин легендарен и эпохален, он часть эпохи и легенды, более того – сам эпоха и легенда, эпоха, которая уходит, легенда, которая остается.