Вадим Негатуров

В общем-то, сказанное не особенно оригинально: многие сотни тысяч советских граждан по выходным снимали стресс на своих «фазендах», как в то время стали именовать дачные участки (это латиноамериканское слово пришло в наш быт из какого-то безумно популярного сериала, который, судя по всему, Вадим Негатуров не смотрел). Конечно, далеко не всем так везло с морем — но все равно дача была той отдушиной, которой многие люди жили на своей зачастую опостылевшей работе. Безусловно, рассказанное очень интересно для понимания личности героя нашей книги.

А вообще, без всякого сомнения, главным на всех этих дачах было общение. С друзьями, с коллегами, с родственниками…

Рассказывает дочь Ксюша:

— Отчетливо помню, что когда наступало лето — даже еще с весны — папа рвался на дачу начать уборку, подготовку к лету. Он приносил новое белье, всё там развешивал… Мы приезжали с ним. Я подметала, Стася еще что-то делала. Потом, по мере возможности, мы к нему туда приезжали, и папа нас всегда ждал: «Ура, приехали!» Мы шли купаться, потом чай пили. Он ставил в тенечке стол, стульчики, и мы читали там. Дача — это была радость. Он считал нас гостями дорогими, просто не знал, как угодить. У него на даче была особая атмосфера, где мы могли с ним побыть наедине, пообщаться. Папа и дача — это самый яркий и хороший образ останется…

— Он был очень гостеприимный, — рассказывает Наталья Селезнева, его коллега. — Летом он снимал домик, как он называл: «мое бунгало». Мы к нему приезжали — сначала с детьми приезжали, потом дети выросли, и мы приезжали просто нашим женским коллективом. Как говорится — восемь девок, один я. Вадим Витальевич был очень хлебосольный, очень любил, когда к нему приезжали. В его компании никогда не было скучно, не было никаких раздоров — он всё улаживал. Он мог как-то шуткой это сделать. Это был человек-душа.

Вспоминает Людмила Манина:

— Вадик всегда был в центре внимания. К нему придешь, он сразу: у меня варенье есть, у меня есть чай, я сейчас его приготовлю! Вроде бы чай — он и есть чай. А Вадик какую-то травку, мяточку, заварит, сам всё сделает — и вы знаете, это было необыкновенно вкусно! И варенья-то в баночке чуть-чуть осталось, а все наелись. Это потому, что всё от души! Своим добродушием, своим гостеприимством он просто очаровывал. Вроде бы, подумаешь, — напоил чаем. А ведь получалось какое-то необыкновенное действо. К тому же всё было действительно очень вкусно.

После таких рассказов еще лучше понимаешь, почему друзья так тянулись к Вадиму.

А вот, кстати, что он сам писал в личном письме про эту свою знаменитую в кругу его родственников, друзей и знакомых летнюю обитель:

«У меня есть прямо на берегу „бунгало“ — хибара из шести досок с дыркой посередине для двери, без удобств, но аура волшебная, особенно звездной южной ночью.

„Бунгало“ — это стандартный деревянный летний домик в составе бывшей стандартной совковой базы отдыха стандартного совкового предприятия. Я уже много лет снимаю его на постоянной основе, потому что летом люблю жить у моря. („Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции, у моря“.)

Хотелось бы, конечно, жить в трехэтажном коттедже „а-ля Гранада“, но таким как я Диогенам и в бочках уютно, лишь бы никто Солнца не заслонял… Зимой я живу в частном доме, достаточно большом — родовая вотчина».

Забавно — про «бунгало» своё он пишет явно уничижительно («хибара из шести досок»), зато родительский дом определенно приукрашивает (достаточно большая «родовая вотчина» — название-то как подобрано!). Как бы отнял там, здесь прибавил — и в сумме всё осталось так, как есть. Только вот на лице прочитавшего эти строки еще некоторое время будет блуждать легкая улыбка.

Впрочем, был один человек среди близких Негатурову людей, которому домик категорически не нравился, который его просто не воспринимал.

— «Бунгало» свое он очень любил, — говорит Юлия. — Но я туда не ездила, потому что там было полное отсутствие каких-либо удобств. А Вадика это полностью устраивало, он на это просто не обращал внимания. Дача для него была таким кусочком мира, где его не трогали и он никого не трогал. Мы с ним были немного из разных миров, если можно так сказать. Он даже сам как-то сказал, что «ты всё детство по Артекам разъезжала, а я всё лето кроликам траву собирал!». То есть вот это несоответствие между нами в любом случае чувствовалось всю нашу жизнь. Этот момент как-то проскальзывал в процессе нашего совместного проживания…

Нельзя не сказать, что это очень опасный момент во взаимоотношениях. Вообще, любые упреки семью не укрепляют, а когда еще между людьми стоят воспоминания о былом социальном неравенстве, то эти воспоминания вполне способны отравить даже самое счастливое бытие.

Между прочим, в рассказе своем Юлия не совсем точна — все-таки и она бывала в приморском «бунгало» своего супруга, и, определенно, по этому поводу есть воспоминание, греющее ее душу: