Марта вошла в квартиру, которую всегда любила, а после того как в нее вселился Бобров, просто обожала. Вот все и кончилось… Квартира показалась ей грязной, с потолка свисала паутина, все было серым и ужасным, как в постперестроечном кино. Этот кошмар вернулся, кошмар ее ранней юности, который ей как-то удалось вытеснить из памяти напрочь… И вот он вернулся… Это жуткое ощущение грязи преследовало ее в течение нескольких месяцев, а потом сознание словно обрубило все… Она жила как нормальный человек, даже научилась радоваться, и никогда не вспоминала о пережитом. Но оно настигло ее!
Ей не было еще и пятнадцати, когда два отморозка заловили ее на улице и надругались над ней. А натешившись, пригрозили – если вякнешь кому-нибудь, удавим на фиг! А будешь молчать, живи спокойно. Родители работали за границей, старший брат тоже, и она была на попечении старенькой няньки. Только бы никто меня не заметил, думала она, бредя к дому. Слава богу, нянька была глуховата. Марта заперлась в ванной и встала под душ, ее трясло, но она не могла плакать, от этого было еще страшнее… Лучше бы они меня убили… Она много раз подряд намыливалась, смывала пену горячей водой, почти кипятком, а потом пустила ледяной душ и стояла под ним, пока окончательно не задубела. В результате к утру у нее поднялась температура, она дрожала как осиновый лист, нянька отпаивала ее чаем с малиной, а она все норовила залезть под душ, ощущение грязи преследовало ее. Она не вспоминала то, что с ней случилось, она даже смогла читать, смотреть телевизор, но это ощущение грязи преследовало и мучило ее. А спустя два месяца приехал Петька, увидел, что любимая сестренка плохо выглядит и увез ее в Крым, в Судак, где они с Ириной проводили отпуск. Они кормили ее свежей рыбой и фруктами, заботились о ней, и всюду таскали с собой… Купались, загорели дочерна, а однажды Ирина спросила ее тихонько: Марточка, с тобой что-то плохое случилось? Скажи мне, я никому, даже Петьке не скажу и, может быть, смогу тебе помочь? Ирина решила, что Марта беременна.
– Нет, что ты, просто я… перенесла тяжелый грипп и захандрила, но тут с вами мне так хорошо…
Там, в Судаке, она почти не вылезала из моря и это ощущение грязи прошло.
И вот сегодня все вернулось… И как теперь с этим быть? Вряд ли удастся еще раз вытеснить это.
Она взяла стремянку, забралась на самую верхнюю ступеньку и провела рукой по потолку. Разумеется, никакой паутины не было. Может быть, надо обратиться к психотерапевту? Но рассказывать об этом кому бы то ни было казалось попросту немыслимым… Но как справиться с этим ужасом самой? Может, надо, наконец, кому-то рассказать? Нет, нереально… Я не знала тогда ни их имен, ни фамилий, ничего, а теперь один уже поименован в моем сознании и нет гарантий, что он не появится вновь. Стало душно. Она открыла балкон. Холодно. Может, прыгнуть вниз и разом покончить со всем этим? Нет, нельзя! А как же Миша? Что будет с ним? И Петька во всем обвинит его… Миша, где ты? И как я теперь буду с тобой? Я же все время буду чувствовать себя грязной, мне будет казаться, что ты запачкаешься от меня, это как постыдная болезнь. Она долго лежала в ванне, отмокала, потом закуталась в халат и побрела на кухню. И чуть не закричала. Вся кухня была в паутине, в липкой серой паутине… Я схожу с ума? Она протянула руку к шкафчику, и тут же ее отдернула – рука коснулась паутины.
В этот момент зазвонил телефон.
– Алло! – едва слышно проговорила Марта.
В трубке молчали.
– Алло, говорите!
Никто не сказал ни слова и послышались гудки. Марта в панике позвонила Вике.
– Вика, ради бога, ты можешь сейчас ко мне приехать? Умоляю!
– Что случилось? Что-то с Мишей?
– Нет, нет, со мной, пожалуйста…
– Еду!
Прошло минут сорок и в дверь позвонили.
– Кто?
– Марта, это я!
Вид у Вики был встревоженный.
– Что случилось?
– Вика, посмотри, пожалуйста, там в кухне есть паутина?
– Паутина? Вот не знала, что ты пауков боишься… Кажется, это называется арахнофобия. Да где ты видишь паутину? У тебя всегда все чисто.
– Значит, я схожу с ума…
Вика встряхнула ее за плечи:
– Приди в себя!
– Нет, не трогай меня, я вся грязная…
– Да ты, похоже, только из ванной… Эй, подруга, в чем дело? Ты можешь толком сказать, что с тобой?
Опять зазвонил телефон.
– Вика, подойди!
– Не вопрос! Алло, я слушаю! Что? Что вы сказали? – побледнела Вика. – Марта, что это?
– А что, что он сказал?
– Откуда ты знаешь, что это он, а не она?
– Неважно, что он сказал?
– Он сказал буквально следующее: будешь молчать, как молчала, живи и радуйся! Подруга, во что ты влипла? И о чем это ты молчала?
– Вика, это ужасно, но я чувствую себя такой грязной и вокруг грязь… Как Миша будет в такой грязи?
– Так, кажется, я начинаю что-то понимать… Это… изнасилование, да?
– Как ты догадалась?
– Значит, я права… И когда это было?
– Вика!
– Ничего не Вика! Расскажи, станет легче, я знаю! Ну?
– Давно. Мне было четырнадцать с хвостиком. Их было двое…
– Кто-нибудь знал?
– Никто. Я сама… Сама виновата…
– В чем ты виновата?
– Мне родители всегда говорили не ходить по тому переулку, а я нарочно там ходила… Там был такой двор…