Читаем Ваятель фараона полностью

Она вовсе не обрадовалась, когда Тутмос отозвал ее в сторону, и не сразу даже поняла, о чем он ее спрашивает. Имела ли Ренут еще и сына? Нет, как это ему взбрело в голову? Как? Брат Эсе находится здесь?

Впрочем, был кто-то... Он действительно сын ее отца, но от другой женщины!

Уже не раз Тутмос собирался расспросить мать об отце Эсе. Сами женщины никогда о нем не заговаривали. Только однажды Эсе упомянула о нем, сказав, что он избивал ее мать. По всей вероятности, он был пьяница и грубое животное. Чтобы не смущать Эсе, Тутмос не стал тогда расспрашивать ее. Однако мать могла бы ему кое-что порассказать и ответить на его вопросы.

Но из Тени и вообще-то было трудно что-либо вытянуть, а в этот день она была как-то особенно глуха ко всему. Все, что он ей говорил, она воспринимала лишь наполовину; и это несмотря на то, что он кричал ей прямо в уши. Она снова и снова твердила, что Эсе могла иметь братьев и сестер по отцовской линии. Но где они находятся и живы ли - этого она не знает.

- Так пойди, посмотри на него и скажи, действительно ли он ее брат!

В дверях Тени остановилась. Ее охватила какая-то странная робость, которую она тщетно пыталась преодолеть. Гость в это время обгладывал гусиную шейку. Увидев старуху, он проговорил с набитым ртом;

- А, Тени! Ты не узнаешь меня?

- Это ты? - сказала Тени то краснея, то бледнея. - Какой ветер занес тебя сюда?

- Хороший ветер, матушка, хороший ветер, - ответил он и вытер уголки рта.

Вскоре Тутмос узнал историю своего шурина. В то время, когда Аба появился в Южном Оне в имении жрецов Амона, брат Эсе был в отлучке. Узнав, что там происходит, он решил не возвращаться домой, уехал в отдаленные места и поступил там на службу. Здесь до него дошла весть о счастье сестры. И он подумал: если Атон действительно единственный истинный бог (это понимал теперь каждый разумный человек), то он должен направиться в город его небосклона, в замечательный Ахетатон, о котором идет слава по всей стране. Такой человек, как он, скорее всего преуспеет именно здесь.

Тутмос захотел узнать, на каком поприще рассчитывает шурин преуспеть.

- На каком? Само собой разумеется, в качестве писца. Я знаю не только письмо нашего народа, но усвоил также язык и письмо Аккада, с правителями которого царь обменивается письмами.

Ну, если так, то Тутмос охотно похлопочет о своем шурине. Он намерен поговорить с Маи, который ищет как раз таких людей. Если он и не подойдет Маи, то тот сможет рекомендовать шурина другим вельможам. Слово его обладает большим весом.

Трижды приходили они в дом Маи, пока наконец не застали старшего управителя. В длинном узком помещении, служившем приемной, толпились самые разные люди: воины в коротких фартуках, концы которых спереди ниспадали треугольником; чиновники в просторных одеждах, державшихся на широких пестрых лентах; крестьяне и ремесленники в коротких набедренных повязках; только не было здесь ни одного жреца.

Тутмос и его шурин опустились, скрестив ноги, на пол у двери, приготовившись к долгому ожиданию. Уна - так звали шурина - начал рассказывать. Он любил поговорить и знал множество анекдотов. Тутмос не мог не признать, что все истории Уна излагал живо и увлекательно, но ему было как-то неловко из-за шурина, привлекавшего к себе всеобщее внимание. Сам Тутмос молчал. Только глаза его перебегали от одного лица к другому, и каждый раз взгляд останавливался на лице Уны.

Как богата его мимика! Вот сейчас он поджал губы совсем так, как это делает Эсе, когда сердится. А теперь лицо его разглаживается, и он начинает походить на жреца, шествующего в торжественной процессии. А вот он уже стал похож на пастуха, лежащего с мечтательным видом на траве под смоковницей, а теперь - на молодого придворного, вынужденного слушать доклад своего начальника, умирая от скуки. Но вот лицо Уны неожиданно исказила дикая злоба. Теперь Тутмосу казалось, что он знал этого человека, но имя его совершенно выпало из памяти. Так или иначе, лицо Уны сохраняло отпечаток ума и решимости, что не могло не производить впечатления на скульптора. Только изобразить такое лицо не так-то легко. Какое же из выражений, постоянно сменяющихся на нем, нужно запечатлеть?

Наконец появляется Маи. Все встают. Первым вскакивает на ноги Уна. Он склоняет голову низко к земле. Это выглядит так, словно он собирается облобызать ноги верховного управителя.

Маи не обратил, однако, никакого внимания на такое подобострастие: все это было для него достаточно привычным. Но он сразу же увидел Тутмоса, хотя тот стоял у стены и лишь слегка склонил голову.

- А, это ты, главный скульптор! Ты принес с собой модель моей статуи! Это меня радует. Иди сюда!

- Нет, модель еще не совсем готова, - сказал Тутмос, усаживаясь против верховного смотрителя.

- Но, значит, ты все же начал eel Хорошо, очень хорошо! - И Маи засмеялся, показывая остатки своих зубов.

- Но я пришел к тебе с просьбой... - сказал Тутмос.

- "С просьбой"? Всегда готов ее выполнить. Какую только просьбу своего друга не выполнит Маи!

- Речь идет об Уне, моем шурине, человеке, который умеет читать и писать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
100 знаменитых чудес света
100 знаменитых чудес света

Еще во времена античности появилось описание семи древних сооружений: египетских пирамид; «висячих садов» Семирамиды; храма Артемиды в Эфесе; статуи Зевса Олимпийского; Мавзолея в Галикарнасе; Колосса на острове Родос и маяка на острове Форос, — которые и были названы чудесами света. Время шло, менялись взгляды и вкусы людей, и уже другие сооружения причислялись к чудесам света: «падающая башня» в Пизе, Кельнский собор и многие другие. Даже в ХIХ, ХХ и ХХI веке список продолжал расширяться: теперь чудесами света называют Суэцкий и Панамский каналы, Эйфелеву башню, здание Сиднейской оперы и туннель под Ла-Маншем. О 100 самых знаменитых чудесах света мы и расскажем читателю.

Анна Эдуардовна Ермановская

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза