Вакансия

— Неважно, — решительно заявил Шакильский и закинул за спину сверток с ружьями. — Тут все равно получится ближе. Я, конечно, могу ошибаться, но тот же Дир говорил, что он пробился бы в любом месте, будь у него хотя бы отнорочек какой-нибудь, но та паутина, которая окружает подложку, в этом направлении превращается просто в броню. Ты спросишь, как через нее проходил Адольфыч? Я тебе отвечу: его пропускали. Пошли.

— Подожди, — заковылял по снежной целине за Шакильским Дорожкин. — Но разве у нас есть отнорок?

— Есть, — кивнул Шакильский. — Твой колышек. Ты же говорил мне про него? Нитка у тебя на запястье? На запястье. Колышек в паутине, а ты здесь. Значит, между тобой и Кузьминском есть отнорок. Другой вопрос, удастся ли нам через него протиснуться. Дир в таких случаях, как он говорил, монетку оставлял. К монетке легче вернуться. Но это не здесь…

— Зачем ты вообще выбирался наверх, если теперь тебе приходится пробиваться обратно таким образом? — закричал Дорожкин.

— Я должен был увидеть, что тут происходит, — подчеркнул Шакильский. — И я увидел. И мне это не понравилось. Теперь мне нужно вернуться обратно. И я сделаю это. С тобой или без тебя. Послушай, откуда ты вообще взялся? Тебя ж разводили, как дурака, с самого первого дня. Использовали в качестве приманки. Ты хоть это понимаешь?

— Как влюбленного дурака, — прошептал Дорожкин.

— Там, — Шакильский положил сверток с ружьями, топнул ногой, — там к нашему миру присосался паразит. Огромный клещ. Он раскинул щупальца по всей земле. Если это гриб, мы все — его грибница. Подневольная грибница. Я сообразил про это еще до того, как ты разглядел в грязи ту мерзость. Когда я понял это, я думал, что мне удастся его взорвать, уничтожить, отравить. Я пытался добраться до него, но у меня ничего не вышло. В промзоне не он, разве только одно его щупальце. Жаль, что ты не можешь увидеть. Жаль.

— Я вижу, — прошептал Дорожкин.

Он наконец вытащил из сумки очки Дубицкаса и нацепил их на нос. Небо стало серым. И снег стал серым. И полоса леса, и дома, и все вокруг тоже стало серым. Только это не была серость стекла. Серое не вставало вокруг сплошной пеленой, оно сплеталось бесчисленными нитями, шлангами и хоботами.

— Что это? — спросил Дорожкин. — Вот это вот все вокруг, что это? Что это за сплетение?

— Это капельница наоборот, — мрачно сказал Шакильский. — Этот паразит впрыскивает в Кузьминск тепло, электричество, а взамен отсасывает что-то другое. Ну может быть, не с каждого, в Кузьминске много людей, которые не опутаны серым, они тоже нужны этому паразиту. Наверное, чтобы раздвигать границы отвоеванной у тайного народа земли, может быть, в качестве стратегического пищевого запаса. Но однажды серым будет опутано все. Не только там, но и здесь.

— Твои коллеги там, — Дорожкин топнул ногой точно так же, как это делал Шакильский, — они это понимают?

— Я не знаю, что они понимают, — хмуро заявил Шакильский. — Если мы из одного ведомства, это не значит, что мы занимаемся одним и тем же. Если машина едет, это значит, что в ней есть рабочие не только винтики, но и целые узлы. Но есть узлы, которые едут вместе с машиной, но работают уже сами на себя. Неужели ты думаешь, что неведомая страна — это неинтересная тема для некоторых сил? Они собираются это использовать. Они всегда что-то хотят использовать. Но в понимании, что есть польза, мы с ними расходимся.

Дорожкин снял очки. Вокруг снова лежал снег. Конец ноября. Север Московской области. Минус пятнадцать.

— У тебя получится, — заявил Шакильский. — Я следил за Адольфычем, он делает примерно то же самое. Думаешь, он специальные фары включал? Ничего подобного, фары прикрытие. Это был такой маленький вибростенд. Он как бы пробивал себе тоннель, при этом работал головой, силой воли.

— Он занимался этим много лет, — усомнился Дорожкин. — К тому же у него есть способности к этому. Возможно, он уникум.

— Я вообще не знаю, кто такой Адольфыч, — отрезал Шакильский. — Особенно если учесть, что в помощниках у него Содомский, про которого он сам говорит, что тому триста лет. Кощей, леший, демон, Вечный жид[72], — не знаю. Да, он проводил даже фуры с товаром, кстати, не он один, тот же Павлик был на это способен, да и Шепелева, как я слышал, своими силами до подложки добралась. Но мы с тобой нисколько не хуже его, поверь мне. К тому же на твоем запястье имеется ключик. Весь секрет — не колышек твой на себя тянуть, а самому за ним тянуться. Понимаешь?

— Понимаю, только сказать не могу, совсем как человек, — пробурчал Дорожкин, поправляя на плече ремень сумки. — А ты что собираешься делать?

— Я? — удивился Шакильский и поднял, закинул на плечо мешок с ружьями. — Я буду держаться за твою руку обеими руками, и, поверь мне, оторваться тебе от меня не удастся.

— Ладно! — вздохнул Дорожкин. — Подожди, я позвоню маме.

— Эй? — раздался через пару минут с дороги крик. — Помочь? Вы чего там делаете?

Дорожкин оглянулся. Возле машины Шакильского остановился уже знакомый мужик на внедорожнике.