— Семейство Перовых! — гордо объявил Ромашкин и протянул микрофон Адольфычу. Приглашенные встали между колонн. Шепелева поднялась с места. Сидеть остался только Дорожкин, и не поднялся пьяный Неретин.
Адольфыч поднял руку, и «Bohemian Rhapsody» прекратилась.
— Несколько минут…
Адольфыч оглядел гостей, скользнул взглядом по сидящему за столом Дорожкину, отчего тот почувствовал разбегающиеся по спине мурашки, и тепло улыбнулся.
— Друзья. Мы собираемся здесь каждый год. Но не все из нас знакомы с первым директором нашего института, директором промзоны и первым же мэром нашего города (пусть когда-то это и называлось по-другому) — с Перовым Сергеем Ильичом.
Грянули аплодисменты, рот Перова медленно приоткрылся и снова захлопнулся, после чего Екатерина Ивановна громко объявила:
— Сергей Ильич благодарен присутствующим.
— Кстати, — Адольфыч продолжал улыбаться, — в старых должностях есть своя прелесть. Мы уж тут посоветовались и, несмотря на то что у нас имеется и мэр, и мэрия, и вообще полный набор атрибутов современности, решили последнюю должность Сергея Ильича закрепить за ним навечно. Вы наш председатель, Сергей Ильич, и останетесь им!
— Сергей Ильич очень благодарен присутствующим, — повторно объявила сквозь шквал аплодисментов Екатерина Ивановна.
— А мы благодарны хранительнице замечательной семьи, — подхватил Адольфыч. — Кто не знает, а я уверен, что таких, как Екатерина Ивановна Перова, больше нет, только подумайте — умница, красавица…
— Спортсменка и комсомолка, — засмеялась Екатерина Ивановна. Взгляд ее при этом остался совершенно безумным.
— Именно так! — восхитился Адольфыч. — Ну и, кроме всего прочего, самый главный начальник промышленной зоны Кузьминска. Госпожа директор!
Адольфыч поклонился чете Перовых и, вскинув вверх руку, прервал аплодисменты. Вновь зазвучал Моцарт.
— Но я был бы бесчувственным чурбаном, если бы забыл о том, почему мы здесь собрались.
Валерия скривила губки.
— Вальдемар Адольфович, вы и так бесчувственный чурбан, давайте же выпьем наконец, и все пойдет своим чередом!
— Секундочку! — остановил новую порцию аплодисментов Адольфыч. — Одну секундочку! Лерочка! Я понимаю, что вы молоды, прекрасны, я бы даже сказал, непозволительно прекрасны, но, кроме всего прочего, вы находитесь в таком замечательном возрасте, о котором можно говорить без боязни вас обидеть.
— Меня обидеть сложно, — погрозила Адольфычу пальцем Лера. — И в этом возрасте, и в любом другом. Но двадцать пять лет… Давайте остановимся. Вот на этом возрасте, двадцать пять лет.
— За это надо выпить! — с деланым недоумением оглянулся Адольфыч, и народ тут же оживился и, следуя примеру мэра, принялся топтаться вокруг стола, двигая стулья, усаживаясь и позвякивая приборами. Тут же загремели, захлопали пробки из бутылок с шампанским, заискрился напиток, гости загудели, зашумели, и рядом с Дорожкиным оказался с одной стороны Павлик, а с другой… Алена Козлова. Ее мать села за нею, не сводя с дочери глаз.
— Все в порядке. — Голос у девушки был густой, бархатный. Никак она не напоминала тот образ, который сложился в голове у Дорожкина. — Мама, я всегда тебе говорила, нечего забивать голову всякими глупостями.
— Так тебя ж искали, старались, — чуть слышно прошептала Козлова.
— Ничего, — она раздраженно улыбнулась, — все, кому нужно, нашлись.
— Вот. — Дорожкин потянулся к карману, заметил напрягшиеся руки Павлика, осторожно достал бумажник, извлек из него фотографию Алены. — Возьмите. Остальные фотографии передаст Маша Мещерская.
— Забирай, найдешь на стенке еще место. — Алена небрежно передвинула фотографию матери и подмигнула Дорожкину. — Не обижайся. Работа. В прошлый раз охоту испортил мне ты, это ж я отыскала золотой волос да пустила Шепелева по следу, так что долг платежом красен.
— Конечно-конечно, — кивнул Дорожкин. Вопрос, чье имя было в папке Шепелева вторым, больше его не волновал.
По полу зашуршали хромированные тележки. Дорожкин оглянулся. И официантами здесь тоже работали уже знакомые ему Наташа из «Норд-веста», Нонна и Гарик из «Зюйд-оста». Мимо проскользнула Галя с почты, подмигнула Дорожкину и послала ему воздушный поцелуй.
— Какие планы в отношении меня? — спросил Дорожкин Павлика. — Хотя бы на этот вечер? Мне пребывать здесь до упора? Или раньше можно уйти? Надо бы Фим Фимыча спросить насчет вещей. Алена, вы уже въехали в мою бывшую квартиру?
— Ты бы не дергался, — прищурила взгляд Алена. — И до тебя очередь дойдет. Не трепыхайся.
Дорожкин снова посмотрел на Павлика. Тот угрюмо глядел в собственную тарелку.
— А поговорить с Адольфычем получится? Может быть, найдет мне какую-нибудь работу? На кладбище я уже был. И мне там не понравилось.
— Друзья! — За дальним концом стола, где кроме семейства Перовых расположился и Адольфыч и расселись важные гости, поднялся Кашин. — Позвольте мне сказать пару слов, потому что скоро я сказать уже не смогу ничего, а буду тут лежать на стуле, как тот же Георгий Георгиевич, без всякой пользы…