Вакантное место райской птички

– Ко мне никто не обращался. Потом журналисты стали писать про маньяка, Лесного палача, назвали его имя – Константин Орехов. Это было очень страшное для меня время. Любимый запретил с ним общаться, но я не послушалась. Стала ему передачи носить.

Дегтярев кашлянул.

– Их принимают только от родственников. Могут и от гражданской жены взять, но тогда заключенный должен указать ее данные и попросить разрешения.

Ника рассмеялась.

– Можно подумать, что вы никогда не слышали о неправомерных свиданиях и передачах? Не знаете, что за деньги в изоляторе все сделают? Главное – найти нужного человека. Приехать утром туда, где принимают продукты, и пошептаться с теми, кто в очереди стоит. Точно контакт дадут. Я Костю не оставила. Он мне ни разу не ответил, но передачки получал. И у ворот колонии его встречала я. Бывшая жена и даже мать не появились. Орехов сел в мою машину и сказал:

– Спасибо.

Я спросила:

– Куда тебя отвезти?

Константин ответил:

– В Москву. Высади меня у ближайшего метро.

Я предложила:

– Если тебе негде жить, могу дать ключи от дачи.

Он махнул рукой.

– Спасибо. Все в порядке. За все тебя благодарю. Каждый день молюсь за тебя. Я решил уйти в монастырь; того Кости, которого ты любила, больше нет. Он умер.

Конец истории. Больше я его не видела и не разговаривала с ним.

– Он не назвал имя настоящего преступника, вместо которого мотал срок? – на всякий случай уточнил Дегтярев.

– Нет, – ответила Вероника.

Собачкин провел ладонью по столу.

– Вы молчали все годы, пока невиновный сидел за колючей проволокой. А сейчас рассказали нам правду. Что побудило вас к откровенности?

Ника сдвинула брови.

– Кто-нибудь из вас ходит в церковь?

– Нет, – ответила я за всех.

– Тогда вы меня не поймете, – отрезала Квашина.

– Попробуйте объяснить, мы попытаемся, – пообещал Кузя.

– С тайной, которую я узнала, было тяжко жить, – призналась Вероника, – нарушить обещание, данное Косте, я не могла. Знать, что его считают Лесным палачом, было невыносимо. Поделиться с кем-то своими страданиями я не могла. Чувствовала себя совершенно одинокой. Словно стою на льдине, а на тысячи километров вокруг никого нет. И пронизывающий холод. Такой, что желудок леденеет. Чтобы избавиться от жуткого ощущения, я стала ходить по улицам, брела сама не зная куда. Один раз летом села на скамеечку в каком-то парке. Вошла в него через открытые ворота. Центр столицы. Вечер. Тишина. Вокруг благодать: розы невероятно красивые, другие цветы. Упоительный запах. И звон колоколов. Я заплакала. Потом слышу голос:

– Что случилось? Я могу вам помочь?

Поворачиваю голову, рядом сидит молодая женщина, вся в черном, на груди крест висит. Она спросила:

– Беда у вас?

И такие у нее глаза были умные, добрые. Я ей возьми, да и выложи все. Она меня выслушала, позвала священника, тот как раз по парку шел. Он меня повел в храм, выслушал, накрыл какой-то, на мой тогдашний взгляд, тряпкой, что-то пробормотал и сказал:

– Приходите завтра к восьми утра на литургию, причаститесь. Затем пойдете в трапезную, попьете чаю со всеми, потом жду вас в кабинете.

Сейчас я знаю, что попала в женский монастырь, ко мне подсела сама игуменья. А тогда я была как белый лист. Почему на следующий день я на службу явилась? Отчего обедала у них? Зачем пошла к священнику? Не знаю. Словно кто-то невидимый за руку меня взял и повел. Теперь я понимаю, это Господь мне на помощь пришел. Монастырь мне стал как дом родной. Друзей там много, у нас очень интересная жизнь. Когда ехала к воротам колонии, чтобы Костю забрать, мной руководило желание просто помочь ему. Орехову было негде жить, поэтому я взяла ключи от дачи. Хотела сказать ему: «Костя, я теперь другая. По-прежнему считаю себя твоей первой женой и люблю. Но мое чувство изменилось, в нем нет ничего плотского. Я готова помогать тебе, но жить с тобой, как раньше, не смогу».

Да он первым сказал о своем желании уйти в монастырь. Я обрадовалась, что Костя теперь с Богом, и не сказала, что намеревалась. Когда Герман Николаевич попросил меня прийти к вам, объяснил, в чем дело, я не могла ему отказать. А сама поспешила к своему духовному отцу. Я давно ему на исповеди во всем призналась. Батюшка посоветовал мне рассказать вам правду, и более никому ее не сообщать. Благословил меня на беседу. Ослушаться отца Александра я не могла.

– Ясно, – пробормотал Сеня, – а что, этому самому духовному отцу надо все честно докладывать?

– Да, – кивнула Ника, – вы правильно меня поняли. Только не докладывать, а рассказывать. И честно, откровенно, иначе душу свою не спасешь.

Глава двадцать шестая

Вероника уехала, Герман Николаевич остался в офисе.

– Спасибо, Гера, – сказал Дегтярев, когда за Квашиной закрылась дверь.

– Долг платежом красен, Саша, – ответил тот, – ты мне не один раз помогал. Думайте, ребята, теперь кто из ближайшего окружения Орехова серийный убийца.

– Выбор невелик, – заметила я, – в семье, кроме Константина, был только один мужчина, Петр Чернов. Муж Натальи.