Вакантное место

— На Луне, знаешь, вулканы открыли. Ты что это в окно кидаешь?

— Это я в луну. Представляешь: бомм — медный звон на всю вселенную. Осколки в сторону. И полная темнота.

— Трепло, а как же приливы и отливы?

— Боже мой, как я мог забыть! Оставить человечество без приливов и отливов и даже без лунатиков! Спасибо тебе, Вася, от имени шести частей света.

— Слушай, а чем это ты кинул?

— Так, гаечка какая-то завалялась.

— Какая гаечка? Чокнутый, это, наверное, моя! Где у вас выключатель?

— Да спи, пошутил я.

— Что-то не спится… Ничего, выиграешь послезавтра, вот тогда я посплю.

— Вась, ну ладно, допустим, я выиграю, мне — билет во Францию, а тебе что? Что ты так за меня молишься?

— Как что? Почет.

— От кого?

— От самого себя.

— Только-то?

— А что? Я люблю самого себя уважать.

— Немного же тебе надо.

— Кому что. У нас малый есть один в заводоуправлении. Такой чудак! Очень за футбол болеет. Раз пришел я к нему бумажку подписать. Весной было. Он сидит, таблицу чертит. «Ну, — говорит, — товарищ Матвеев, жизнь начинается. Будем скоро с тобой футбольные таблицы заполнять». «А я, — говорю, — не буду». — «Неужели не интересуешься?» «Нет», — говорю. Удивился. Подумал, подумал, потом спрашивает: «Слушай, а, например, лотерейные билетики ты покупаешь?» — «Нет, не покупаю». Он опять подумал, а потом и говорит: «Слушай, Матвеев, а есть у тебя хоть какие-нибудь страсти?» Такой чудак!

— Для чего ты это мне рассказал?

— Так, к слову. Спи давай.

— Интересно, что видит сейчас во сне Пашка Сокол?

— Ничего. Он, наверное, никогда снов не видит.

— А Калныньш?

Васька надолго замолчал. И когда Андрей решил уже, что он уснул, ответил негромко и улыбчиво:

— Старик видит себя молодым. Ты этого еще не понимаешь.

Ни в том ни в другом случае Матвеев не угадал. Павел Соколов метался головой по смятой подушке и мчал вдоль кромки трека, а вслед, в каких-нибудь сантиметрах позади, бесшумно летела за ним и бесшумно смеялась маленьким треугольным ртом физиономия Быбана со шлемом, надвинутым на круглые и неподвижные фарфоровые глаза. Так уж спится в полнолуние — беспокойно и тяжко.

А Калныньш вовсе не спал. Клавдия уложила его силком и сама села качать кроватку Дзинтарса, и на стене шевелился ее рогатый от бигуди силуэт, а Дзинтарс надрывался и всхлипывал — вчера ему впервые привили оспу. Калныньш знал, что заснуть необходимо. Он закрыл глаза и попытался увидеть море, большое и сверкающее, и янтарную прибрежную косу, и точки сейнеров на той дальней грани, где темная синева переходит в светло-белесую. Сейнеры ушли, а Калныньш так и не уснул до рассвета, когда наконец успокоился его сын.

Васька проснулся в восемь и тут же растолкал Андрея, и они десять минут, пыхтя, приседали, бегали по коридору, наклонялись, махали руками, а потом Васька поднял Андрея под мышки, втолкнул под холодный душ, запер ванную снаружи и стал жарить глазунью из шести яиц, которые вчера предусмотрительно захватил из дому.

В девять позвонила Ксеня. Васька вырвал у Андрея телефонную трубку и, отпихивая его локтем, быстро сказал, что все у нас в порядке, настроение бодрое, а увидеться с нами можно не раньше пяти часов, возле трека, понятно?

Она засмеялась и ответила, что ей все понятно, есть — возле трека, будет исполнено, товарищ командир. Васька повесил трубку и гневно спросил Андрея, почему это тот не дает ему полюбезничать с девушкой. «Что это за штучки такие? Вот отобью, будешь знать! У меня по этой линии полный ажур», — добавил он без особой уверенности.

Полный Васькин ажур заключался в том, что он время от времени влюблялся в какую-нибудь красотку из сборной страны и начинал помогать механикам готовить к соревнованиям ее велосипед. Делал он это серьезно, даже мрачно, ни взгляда не роняя на владелицу, так что она волей-неволей никак не могла проявить ответных чувств. Больше того, когда одной его пассии подруги разъяснили, что Васька весь прошлый год за ней бегал, она искренне изумилась.

Ровно в пять Ксеня ждала Андрея у ворот стадиона Юных пионеров. Он появился не снаружи, как она предполагала, а изнутри — бежал по дорожке в красном с белым верхом тренировочном костюме и в белой шапочке козырьком назад. «Пойдем скорей, а то разминка начинается». Они спустились в люк, где пахло сыростью, а за открытыми дверями боксов поблескивали рули и колеса, прошли по коридору и стали подниматься вверх, ко входу на трек.

— Молодой человек, а девушка куда, — въедливо поинтересовался пожилой контролер, преграждая им дорогу.

— Это со мной. Пойдем, Ксеня.

— Чего, чего «со мной»? Не положено посторонним.

— Да кто посторонний? Со мной, говорю.

— Подумаешь! — с удовольствием сказал контролер. — Вас тут вона — целый батальон. Не имею таких прав всех пропускать.

Пришлось вернуться вниз.

— Андрюша, я лучше на трибуну сяду, я возьму билет.

Уши его побелели.

— Погоди здесь. Сейчас пропуск принесу. Врезал бы я этому деду.