Вакуумные цветы. Путь Прилива

– И очень зря, – возмущенно фыркнул капитан. – Пусть бы дети знали, на что способно драгоценнейшее наше правительство. Это было очень давно, когда Приливные Земли только-только еще заселялись, когда всюду, как грибы после дождя, появлялись различные коммуны и утопии. Сообщества безвредные и немощные, они возникали словно ниоткуда, существовали месяц-другой и бесследно исчезали. Колдовские культы Уайтмарша были совсем иного свойства, они распространялись, как лесной пожар. Люди, и мужчины и женщины, начинали разгуливать в чем мать родила. Они не ели мяса. Устраивали ритуальные оргии. Отказывались служить в ополчении. Заводы и фабрики закрывались – никто не хотел там работать. Урожай гнил на корню – никто его не убирал. Дети не получали образования. Каждый, кто ни попадя, чеканил собственные монеты. У этих людей не было руководителей. Они не платили налогов. Такого положения не стерпело бы ни одно правительство.

Эту заразу выжгли каленым железом. Одним ударом, за один-единственный день, культы были сметены, немногие уцелевшие ударились в бега. Они, эти самые уцелевшие, насмотрелись таких кошмаров, что никогда уже не осмелятся снова поднять голову. Я понимал, что нахожусь в огромной опасности, но старался не выказывать ни малейшего страха. Ну так что, спросил я, нужны вам деньги или нет?

Один из мужчин взял мешочек, взвесил его на ладони, а затем, как я и надеялся, рассовал часть монет по карманам. “Мы разделим их поровну, – сказал он. – Пока мы не сломлены – Уайтмарш жив”. Затем он кинул мне сверток каких-то трав, замотанный в грязную тряпку, и сказал, издевательски усмехнувшись: “От этого мертвый встанет, не говоря уж о твоей хлипкой принадлежности”.

Я сунул сверток в тот самый свинцовый ящик, повернулся и ушел. Дома я измолотил Изольду в кровь и вышвырнул на улицу. Подождав с неделю, я сообщил в органы, что где-то здесь, неподалеку, скрывается группа беглых сектантов. И дня не прошло, как обнаружились монеты, а вместе с монетами и беглецы. Я так и не знаю, кто из этих приятелей испоганил мою Изольду, но монеты все еще были при них, так что виновный наказан. Да уж, наказан так наказан.

– Извините, – сказал чиновник, – но я не совсем вас понимаю,

– Меня засылали в Уайтмарш с заданием, за несколько дней до зачистки. Я убрал чеканщика, а затем облучил всю его продукцию – начальнички снабдили меня специальным прибором. Многие из смывшихся имели в своих карманах горячие монеты – и никак не могли понять, каким это образом органы так быстро их отлавливают. А потом у них появились радиационные ожоги – и в самых к тому же неприятных местах. У меня сохранились снимки – пакостное, доложу вам, зрелище.

Капитан сунул руки в карманы, помолчал и добавил:

– А отраву эту я скормил Изольдиному псу. Помучался бедняга и сдох. Вот и верь после этого волшебникам.

– Запрещенная технология, – заметил чиновник. – Планетарное правительство не вправе использовать подобные излучатели. Слишком велика опасность.

– Опытная ищейка делает стойку! Давай, ловец человеков, бери след – если он не слишком остыл за эти шестьдесят лет, – горько усмехнулся Берже, повернувшись к своим экранам. – Я смотрю вниз и вижу всю свою жизнь. Мы стартовали в районе Измены Изольды, известном еще под названием “Рога”. Дальше следуют Ожидание Пенелопы, Ранняя смерть и Развод. В самом конце маршрута расположен мыс Разочарования, чем и завершается список моих супруг. Я отстранился от этой земли, но не могу покинуть ее окончательно. Я жду. Чего? Может быть – рассвета.

Нажимом кнопки Берже раздвинул шторы, и чиновник болезненно сморщился. В ярком свете, хлынувшем сквозь стекло лобового фонаря, лицо капитана с бледными складками щек выглядело дряблым и немощным. Внизу проплывали крыши, башни и шпили, среди которых вздымался золотой, ощетинившийся антеннами купол Лайтафута.

– Я только червь, слепо извивающийся в темнице этого черепа, – задумчиво, словно самому себе, сказал Берже.

Странная реплика застала чиновника врасплох. Он неуютно поежился, осознав вдруг, что эти пристальные глаза вглядываются не в ужасы прошлого, а в будущее. В медленной, с остановками, речи чувствовались первые признаки одряхления; капитан словно заглядывал в пропасть жалкого, беззубого существования и таящуюся в глубинах этой пропасти смерть. Жизнь и смерть, столь же неразличимые, как океан и небо на далеком горизонте.

Чиновник и Чу направились к выходу.

– Так я надеюсь, лейтенант, – заговорил, словно проснувшись, Берже, – что вы будете меня информировать. Очень интересно, чем же закончится ваше расследование.

Когда дверь рубки закрылась и трап остался позади, Чу негромко рассмеялась.

– Вы обратили внимание на эту его жвачку?

– Еще бы, – буркнул чиновник.

– Шаманское снадобье от импотенции. Готовится из травы, корешков, бычьей спермы и Бог еще знает какой мерзости. Вот уж правда, горбатого могила исправит. Знаете, а он ведь никогда не вылезает из этой своей конуры, даже спит там. Чем и знаменит.

Чу смолкла, заметив, что никто ее не слушает.