Однажды, катаясь по полу, медвежата задели дверцы шкафчика с колокольцами, и те ответили на их игру веселым звяканьем. Машка испуганно отползла и сразу же притихла. Мишка же только на мгновение присел на задние лапы и на свой хвостик.
Динь- дребзинь! -звякнули напоследок колокольцы и умолкли.
А Мишка уже мотал большой головой, как бы соображая, чем бы еще ему подзаняться.
- Ну вы, колокольцы, раззвонились мне тут на весь дом! - недовольно сказала бабушка и, ловко подхватив братца и сестрицу, засунула их в ящик.
Колокольцы… Непривычное это было слово. До поездки в Валдай я и не слыхал такого. А здесь, в Валдае, Юрина бабушка многое рассказала мне об этом слове.
Оказалось, что сотни лет назад в старинном русском городе Новгороде сослали большой колокол. Богачи и Царские прислужники невзлюбили этот колокол за то, что он созывал народ, недовольный притеснениями. Сослали колокол и решили вырвать ему язык, чтобы не звонил, не гудел, не созывал народ.
Путь из Новгорода в ссылку лежал через Валдай. И в наши дни город Валдай входит в Новгородскую область. И вот, когда везли огромный колокол, в Валдае он свалился с телеги и со звоном разбился, рассыпался на тысячи маленьких звонких колокольцев. И долгие годы потом эти валдайские колокольцы звенели под дугой. И звонкий голос их бежал перед путниками, как бы зовя их все вперед и вперед…
- Это сказка? - спросил я Юрину бабушку.
Она усмехнулась:
- Как же иначе? Конечно, сказка. Нешто колокол может рассыпаться колокольцами? В куски разобьется, и все. А сказку эту народ придумал.
21
Не подумайте только, что Юрина бабушка плохо обращалась с медвежатами. Ничуть не бывало! У медвежат в их ребячьей жизни было только два занятия: спать и шалить. Бабушка не мешала им ни в первом, ни во втором, пока, правда, медвежьи игры не переходили известных границ. Игры и шалости ведь бывают разные. Мишка, например, любил забираться в ящик Машки. При этом по всему его поведению видно было, что он отлично знал, чью занял жилплощадь. Заберется в ящик и тут же ляжет - голову на лапу, глаза закрывает, будто спит. А Машка на задние лапы станет, передние положит на край корзинки и тихо так скулит. «Я очень извиняюсь, - слышится в ее голосе, - но вы, кажется, заняли мое место».
Мишка молчит, будто это его не касается. Пока Машка перегибается внутрь ящика, задние лапки ее смешно повисают, а передней она ласково трогает брата по шерстке.
«Ы… р… р…» - произносит Мишка. Он вскакивает, хватает Машку почти беззубой своей пастью за лапу и тут же валится обратно, будто - вот, проснулся на мгновение и снова заснул. А Машка поняла, что с ней играют: она перекувырнулась через край ящика и ну хватать Мишку за уши, за хвост, за шерстку. И - пошла возня.
Бабушка ходит по комнате, иногда будто хмурится, но ей не скрыть улыбку. И только когда ящик начинает ходить ходуном, берет Мишку и что-то такое ему тихо говорит. Представьте - действует это на разбойника. Бабушка относит Мишку в его корзинку, где у него постоянная прописка, и строго говорит:
- Спи!
Он кладет морду на лапу и теперь уже спит по-настоящему.
Да, бабушка умела управляться с этой медвежьей ребятней.
22
Пробыв несколько дней в Валдае, мы со Славкой уезжали домой в Москву.
Решено было, что Мишку мы берем с собой, а Машка остается у Юры. Кроме него, нас провожали бабушка и Галя, которая все эти дни почти не отходила от Машки.
- Смотри, Славка, - говорила Галочка, - не простуди его дорогой.
- Я-то его не простужу, он у меня закаленный. - Славка нес в руках корзинку с Мишкой. - Ты вот свою Машку не избалуй. «Миличка»! Тоже мне имя придумала! Нянчишься со своей Миличкой целый день. Факт - избалуешь.
Галя замахала руками:
- Ой, какой же ты, Славка! Что ты говоришь!
Мы с тетей Кирой разве допустим? Она знаешь какая, тетя Кира…
Галочка стояла посредине комнаты, то поворачиваясь к ящику, из которого торчала большая голова и поблескивали глаза Машки, то переводя взгляд на Славку, серьезного и озабоченного. Он увязывал корзину с Мишкой и всей своей фигурой и выражением лица говорил: «Мне сейчас не до глупостей».
Галя вытащила нитку из платья, видимо совсем нового, сегодня впервые надетого, и сказала:
- Избалуешь? Ты, Славка, не бойся. Я Машке буду как мама. Пусть не родная, а все равно мама. Ей от этого знаешь как хорошо будет.
Она помолчала и провела по платью рукой: не то себя погладила, не то платье разгладила и повторила:
- Да, ей со мной хорошо будет. Хорошо! Машка послушная, не избалуется. Она меня любит.
- А! - махнул рукой Славка.
И я почувствовал, что у него чуть было не выскочило любимое словечко: «Бузня». Но, посмотрев на меня, он грозно сказал, нагнувшись к корзинке:
- Сидеть, Михаил! Слышишь? Смотри у меня!
Да, с медвежонком Слава был строг, очень строг. Я раньше никогда не слышал у Славика такого начальнического голоса.
За минуту до нашего отъезда зазвонил телефон. Это был Яков Павлович, который сказал:
- Счастливый вам путь. Не обижайтесь - провожать не приеду. Задерживаюсь в колхозе. У вас там все в порядке?