Федотов подошел к окну. Я сидел тут же и видел в окно, как на высоких валдайских саночках катили почти все, кто был на улице. Райком на горе, да и весь город холмистый. Вот тут и скользит этот впервые мной виденный транспорт: высокое деревянное креслице на длинных железных полозьях. Едут в этих креслицах ребята - с горки на горку. А вот женщина везет мешок. Должно, картошка. Одной ногой она на длинном полозе, а другой - отталкивается. Взобралась на пригорок, стала ногами на два полоза, за спинку креслица держится и съезжает. А куль на креслице лежит…
Федотов смотрел недолго. Вернулся к столу:
- Вот что, товарищ; Коврига. Напиши четыре характеристики: на Архипкину и на Емельянцеву, на знаменитых доярок, и на этих двух девчат, что их догоняют. Подумаем тут о том, чтобы в Москве к награде представить. А тебе характеристику сами напишем. Понял?
Понял, Яков Павлович, понял, только я что? Обо мне зачем?…
- Ну, не скромничай и раньше времени не радуйся. Тебе тяжеленько придется - и свой колхоз и соседский пока что тянуть надо…
Коврига ушел. Дверь за ним захлопнулась и тут же снова открылась. В комнату люди заходили друг за дружкой. Запомнился мне человек в милицейской форме. Он еще с порога сказал:
- Яков Павлович, помоги!
- Что случилось?
- С Нового года никого в городе не убили и не ограбили. Так, только мелочь всякая.
Федотов повел ладонью по лицу, точно умылся. Когда он отнял руку, я увидел, что улыбка еще не сошла с его лица.
- Погоди! - Он замахал рукой. - Выходит, что мне надо пойти на большую дорогу и кого-нибудь ограбить, чтобы милиция не скучала без дела. Так?
- Да нет, Яков Павлович. Я не шучу. Область режет нас с собаками. Две у нас. Серый и Рекс. И из области звонят и требуют: «Отдайте собак - они вам ни к чему». А почему отдавать? Мы их воспитали, первоклассными сыщиками сделали. Серый медаль на выставке получил. Ну, нет у нас преступлений. А если будет?
- Хорошо, - сказал Федотов, - побольше бы нам таких забот. Я поговорю с областью. А ты Серым не скаредничай. Просили тебя прислать его с проводником в Броды на школьный праздник…
- Так проводник тогда выходной был. Теперь пошлю…
День подходил к концу.
В комнату Федотова вошла женщина, повязанная платком. Размотала платок, и я увидел щеки, красные от мороза, и гладкие серебристые волосы.
Она поздоровалась с Яковом Павловичем и сказала:
- Заехала на минутку. Отрывать не буду. Душевно благодарю за письмо к Новому году. Сколько лет, как сын на фронте погиб, никто обо мне, старой, на праздник и не вспоминал. А тут - из райкома: «С Новым годом, и чтобы здоровье было и успехи». Спасибо, Павлович, здорова, и все ладно.
- Не на чем, - сказал Федотов. - Помочь-то в чем надо?
- Нет, все ладно, я же сказала. А что надо будет - зайду.
Она пожала руку Якову Павловичу, замотала платок и ушла, легко ступая в валенках.
Федотов ни на мгновение не оставался один. Чтобы подумать, сосредоточиться, он отходил на минуту-другую к окну.
Решив не докучать ему своими вопросами об охоте, я ушел. В окно мне было видно, как лихо, на бешеной скорости Юрик съезжает с горы, везя Славку на высоких саночках.
10
В воскресенье еще затемно мы ехали в розвальнях в те места, где у директора детдома Уварова медведь задрал корову. И надо же было этому Уварову, чтобы сэкономить время, перегонять корову по лесной тропинке. Экономия вышла, как говорится, боком.
Розвальни должны были доставить нас к лесу - туда, где кончалась санная дорога, а затем вернуться обратно. Юрик и Славка поехали до этого места нас проводить.
Дремали валдайские дома, закрытые ставнями, которые были точно опущенные веки; дремала запорошенная снегом дорога, еще не прорезанная ни одним полозом. И длинногривая лошадка, стоявшая так неподвижно, что ее можно было принять за каменное изваяние медведя у въезда в город. Да, наверное, и лошадь еще не проснулась. И Славка боролся с дремотой, что было видно по его глазам, которые он таращил, неестественно широко раскрывая.
- Ты где сядешь? - спросил Юрика Слава, когда мы собирались.
- А мне все равно, - ответил Юра. - Где место будет.
- Давай так, - предложил Слава, - я сяду спереди - там одному есть где поместиться - и буду тебе рассказывать все, что увижу. Идет?
- Угу, - мотнул головой Юра. Он мало думал об удобствах: устроился между мной и Яковом Павловичем на сене - и доволен. Ему не впервой было ехать на санях.
А Славка восседал у самого передка саней, покрикивал на лошадь и шумно выражал свой восторг:
- Вот это елки! Такая ни в какую комнату не войдет на Новый год. Специально для Колонного зала. Зд
Динь- динь! Динь-динь! -сопровождало нас по всему пути.
Славке, видимо, особенно нравился колоколец, звеневший под дугой.
Лошадка бежала ленивой рысцой и все время смешно махала головой. Она не то кланялась всем телеграфным столбам, не то отгоняла от себя снежинки, как лошади летом отгоняют мух и слепней. А колоколец от этого звенел и звенел: динь да динь, динь да динь!