Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни (ЛП)

Нет нужды рассказывать вам историю нашего первого плавания, потому что это будет в лучшем случае дважды рассказанная история, так как более искусные перья, чем мое, уже рассказали, как мы сожгли Сантьяго в Кабо-Верде, где «доны» сожгли молодого Уилла Хокинса пять лет назад; как мы прошли через полосы удач и неурядиц, пока не достигли золотых земель Запада; как мы штурмовали хорошо укрепленные города Сан-Доминго и Картахена и вернулись домой (то, что от нас осталось) почти смертельно больные, но покрытые славой и нагруженные богатейшей добычей, которую когда-либо теряли «доны».

Для вас это всего лишь еще один рассказ о флибустьерах (каперах, приватирах), какими переполнена история морей, однако, если бы вы в тот день вернулись в Плимут с нами, вы скоро увидели бы, насколько больше значило наше путешествие.

Когда мы отплыли немногим более года назад, Испания была величайшей державой в мире, и вся Европа в ужасе смотрела на рост ее безжалостной силы. Великое религиозное восстание[37], которому вы обязаны благословением свободы веры и вероисповедания, слова и мысли, было подавлено железным сапогом фанатизма и гонений во всех южных странах Европы. Во Франции восстание тоже потонуло в крови и пламени, а в Нидерландах герцог Пармский захватил Антверпен и со своей огромной армией ветеранов делал все, что могли сотворить топор, меч, столб и хворост, чтобы заново выстроить империю тьмы и деспотизма.

Даже в доблестной Англии сердца людей начинали сдавать от страха. Два года испанский король Филипп отдавал все силы постройке такого флота, какого еще не видел мир, и, хотя его агенты при английском дворе и предатели, чьи души они покупали испанским золотом, упорно и умело лгали об обратном, не было ни одного моряка в английском флоте и ни одного честного человека при дворе, который не знал бы истинной цели этой великой Армады. С ее помощью Филипп соединит силы на море с герцогом Пармским на суше, мятежные Нидерланды будут разгромлены, и тогда настанет черед Англии.

Стоит ли удивляться, что мы вернулись в страну полную мрачных предчувствий? Но наши якоря и недели не пролежали в грязи, как весть о наших делах пронеслась, словно дикий огонь, над Англией и над узкими морями[38], и люди увидели, что в мире родилась новая сила, так как именно в тот день, когда мы вернулись победителями, пробил первый час британской морской империи. Европа протерла глаза и обнаружила испанскую торговлю во власти английских каперов, герцог Пармский увидел, что его армия начала таять, полуголодная и неоплаченная, Севильский банк разорился на следующей неделе, Венеция тоже прекратила выплаты, а на величайшего монарха мира указали как на банкрота и отказали в займе в полмиллиона дукатов. Вот что мы сделали в морях Испанской Америки, и таким образом удары, которые мы нанесли на другом конце света, отозвались эхом по всей Европе.

Но даже теперь при дворе было так сильно предательство и то жалкое искусство обмана и лжи, которое называется политикой, что королева, к ее вечному позору, взяла свою долю добычи одной рукой, а другой написала королю Филиппу письмо, в котором отреклась от Дрейка и всех славных дел, которые он совершил для нее и Англии. Филипп принял это оправдание, и не сомневаюсь, посмеялся над ним в усы, так что паника прошла. Кредит Испании был восстановлен, и подготовка к вторжению в Англию продолжилась, в то время как Дрейк был вынужден тратить на бесполезные рейды в узких морях и бесплодный визит в Нидерланды драгоценные месяцы, в течение которых, как он сам сказал мне, он мог бы навсегда сломить морскую мощь Испании. Что же касается нас, то мы отвели наши корабли в Ньюкасл, где поставили их на ремонт, а сэр Филип со своей долей того, что мы отобрали у «донов», принялся выкупать свои древние земли и восстанавливать пошатнувшееся состояние своего рода.

Так прошли осень и зима. Для меня это было самое счастливое мирное время, какое я когда-либо проводил на земле, ибо, хотя в последнее время у меня было очень мало возможностей говорить о моей дорогой леди и обо всех удовольствиях, которые я находил в ее милом обществе в промежутках между битвами с испанцами и войнами со стихиями, вы можете быть уверены, что она ни на минуту не покидала моих мыслей. Теперь, когда я снова был ее гостем в поместье, не имея никакого другого дела, кроме любви, вы можете догадаться, как быстро пролетели золотые дни и как высоко поднялись мои надежды на то, что теперь, после стольких приобретений и потерь, безжалостная судьба даст мне то, что я, несомненно, честно заслужил, если вообще когда-либо мужчина заслуживал женщину с тех пор, как впервые начала рассказываться старая-престарая история мира.