Валенсия и Валентайн

Моя семья, окруженная собравшимися на похороны друзьями, тетями и дядями, кузинами и кузенами, окруженная кастрюлями и букетиками цветов, наверняка не заметит моего отсутствия. Моей бабушке больше не нужно, чтобы я читала ей или помогала встать с постели. И, обращаясь к своему сердцу, я сказала вслух в своей пустой спальне:

– Дерзай.

(Это то, что сердца хотят услышать. Конечно, всегда ли вы должны говорить сердцу то, что оно хочет услышать, это совсем другой вопрос. Сердца похожи на двухлетних детишек, которым часто хочется делать глупости, такие как лизать ножи для стейка или падать животом на ступеньки.) Я собрала сумку, позвонила на работу – предупредила, что больна, – и поехала в аэропорт. Все было просто, как в игре, в которую я играла в детстве. В маленькой коробочке с пластиковой крышкой находились лабиринт и крошечный шарик. Цель состояла в том, чтобы перегнать шарик с одной стороны лабиринта на другую, наклоняя коробочку, постукивая по ней и направляя шарик с помощью силы тяжести. В тот день мир был коробочкой, а я – маленьким шариком. Мне даже не нужно было ничего говорить – двигать ногами, чтобы не упасть, когда сама земля наклонилась и понесла меня вперед. От меня не требовалось даже храбрости – только послушание.

Я вошла в терминал, оглядываясь по сторонам, как если бы кто-то мог выскочить и затащить меня обратно на работу. Как будто у входа меня уже ожидала полицейская машина. Но моя паранойя объяснялась, конечно, просто нервным возбуждением; для всех я была обычной молодой женщиной, идущей в аэропорт. Никого не волновало, куда я направляюсь. Это имело большое значение для меня, но не для других. Я так привыкла жить по правилам, что малейшее отступление от рутины казалось нарушением.

И потом, это было так волнующе.

Я вообразила себя главной героиней фильма, представила, что это – первая сцена, без слов, но с одной только музыкой, безумная партитура с громкой, пьянящей перкуссией, передающей суматошную атмосферу аэропорта и отчаянный стук моего сердца в груди.

Для начальной сцены картина логичная. Я прожила тридцать четыре года, и со мной никогда ничего не случалось. Я уже начала задаваться вопросом, существовала ли я вообще до этого. Разве не дикая мысль? Может быть, и сама земля не такая уж старая? Может быть, все вокруг возникло в один и тот же день – персонажи в определенном сеттинге, заранее прописанные для каждого эпизода истории, – но было приведено в действие в определенный момент. Вот на что это было похоже.

Mise en scène. Я представила сделанные крупным планом и мелькающие на экране кадры: мои побелевшие костяшки пальцев, сжимающие ремень висящей на плече сумки; табло вылета с мелькающими буквами и цифрами; обмен улыбками с незнакомцем, столкновения с которым я избегаю в последнюю секунду. Мужчины в деловых костюмах, с портфелями; спортивная команда средней школы, спешащая с тяжелыми спортивными сумками к стойке регистрации багажа. Стюардессы на высоких каблуках, направляющиеся к своим гейтам короткими рублеными шагами; они спешат, но выглядят почему-то расслабленными. И все движения подчинены ритму музыки, слышать которую могла только я.

На мгновение я остановилась, чтобы окинуть это все одним взглядом, и воображаемая камера отъехала назад, чтобы показать, насколько я мала в контексте самого загруженного транспортного узла города.

Города небольшого, и транспортного узла, соответственно, небольшого, но все-таки.

Дама за стойкой носила галстук в красно-белую полоску, а ее волосы были так жестко стянуты назад, что на лбу не осталось ни морщинки. Я представила, как вечером она распускает хвост, волосы рассыпаются по плечам, а кожа со лба лавиной сползает по лицу, скапливаясь слоями прямо над носом. Вид у нее был такой, словно само мое существование глубоко ее оскорбляет.

– Да? – спросила она наконец, вздыхая, будто я отрывала ее от работы, а не была частью этой работы. Моя фоновая музыка отключилась, и теперь уже я ощутила негативное влияние ее присутствия в моем мире.

– Я бы хотела купить билет.

Она подняла брови, но ничего не сказала. А я не могла отвести глаз от ее волос, изо всех сил напрягаясь, чтобы удержать на месте ее лоб. Я никогда раньше никуда не летала и теперь вдруг поняла, что человек, желающий поскорее улететь куда-нибудь, может показаться подозрительным. Как будто он убегает от чего-то. Не то чтобы ее это как-то касалось. С другой стороны, возможно, она с удовольствием воспользуется шансом поспекулировать.

– Тут вот какое дело, – сказала я, наклоняясь и понижая голос. – Мне просто нужно улететь. Как можно скорее.

– Куда? – спросила она с нескрываемым раздражением.

– Неважно. – Я оглянулась через плечо. – Куда угодно. Главное – побыстрее.

Она уставилась на меня. Я улыбнулась в ответ.

Она повернулась к компьютеру, и ее пальцы с похожими на сверкающие коготки ногтями медленно и неубедительно прошлись по клавиатуре. Должно быть, я не произвела впечатления женщины, бегущей от чего-то.