Валентин Елизарьев. Полет навстречу жизни. Как рождается балет

Игорь Бельский, народный артист РСФСР, был главным балетмейстером Малого театра оперы и балета, сейчас это Михайловский театр. «В их встрече мне хочется видеть некую закономерность ленинградской школы, – говорил в одном интервью Юрий Григорович. – Наравне с основами классического танца там заботились о выявлении второй славной ленинградской традиции – выращивании балетмейстеров. И молодой Елизарьев вписался в этот процесс, воспринял все, что считал нужным и близким для себя».

Валентин Николаевич говорит, что в то время двумя главными именами в балете были как раз эти – Григорович и Бельский.

– Бельский – один из тех, кто создал прорыв вместе с Григоровичем.

– Когда вы говорите «прорыв», что вы имеете в виду? – спрашиваю я.

– Новое мышление. Относиться к классическому танцу не так, как раньше, – не смотреть на балет с зашоренными глазами, а развивать его, ставить новое. Создать советский балет – это было очень важно. Тогда главным образом культивировался драмбалет, а Григорович и Бельский вернули его к развитому симфоническом танцу. Бельский поставил «Берег надежды» на музыку Андрея Петрова, «Ленинградскую симфонию» и много других балетов. Это серьезное имя в петербургском искусстве. Мне очень (с ударением. – И. П.) повезло, что он набирал курс. Я сдал все экзамены. Несмотря на молодость – я совсем пацан был, – он меня взял. И смотрите, что произошло: нас поступило четырнадцать человек, окончили курс четыре, а в балете остались только двое: я и Генрих Майоров.

«Щелкунчик» Утренние репетиции

Класс – почти как в школе: 45 минут, и все завершается на высокой ноте, точнее, на высоком прыжке, который задает настрой целому дню, – разгоряченные артисты начинают одеваться и натягивают на себя как можно больше всего: шерстяные гетры, валенки, комбинезоны, кофты – все, чтобы сохранить тепло разогретого тела. Дальше начинаются репетиции, перерывы межу ними будут короткими, но сохранить тепло в мышцах очень важно. Артисты гетры и валенки и на спектакль надевают. Скидывая перед первым шагом на сцену, а после спектакля, обессиленные, бродят от одной кучки одежды к другой: «Где мои гетры?», «Не видела мои чуни?»

Так что когда из залов, где только что проходили утренние классы, выходят балетные, вы ни за что не признаете в них Принцев, Принцесс, Лебедей и Спартаков: цветастые, разноодетые, с сумками, из которых торчат термосы, массажные валики, полотенца и коврики. Некоторые ведут за руку маленьких детей, и это удивительная примета того, как изменился балетный мир за последние 30 лет: раньше балерины или рожали, выходя на пенсию, ближе к 40 годам, или вообще отказывались от детей в пользу искусства, а сегодня у примы белорусского Большого Ирины Еромкиной трое детей и блестящая балетная карьера. Мир изменился, и балет, конечно, изменился тоже, но одно в нем осталось и останется всегда неизменным: тяжкий труд и кастовость. «Балет – элитарное искусство, это не только танец, он соединяет в себе многие виды искусства – музыку, хореографию, драматургию, сценографию, костюмы», – говорит Елизарьев. Этот мир открывается не каждому и не каждого впускает.

«Научить быть хореографом невозможно»