Валентин Фалин – уникальная фигура советской дипломатии

Известно, однако, что международные конференции обычно начинаются раньше, чем они открываются. Потсдамская не была исключением. Случается и так, что конференция после ее открытия разворачивается в двух спектрах – видимом и невидимом, или, точнее, потайном. Этой участи Потсдамская встреча тоже не избежала.

Давайте спросим себя, что обусловило сравнительно поздние сроки созыва конференции трех? У. Черчилль подбивал Г. Трумэна на немедленное «жесткое объяснение» с советской стороной, пока англо-американские войска не переброшены с Европейского континента на Дальний Восток и к тому же не все соединения нацистского вермахта, сдавшиеся западным союзникам, расформированы и разоружены. Британский премьер возбудился не на шутку. Он поручил имперскому Генеральному штабу изучить варианты военных операций против СССР, если «в ходе дальнейших переговоров с ним возникнут осложнения».

Вряд ли Г. Трумэн боялся чего-либо больше на свете, чем прослыть за «слабака». Ему любой ценой хотелось выпрыгнуть из тени своего выдающегося предшественника – скоропостижно скончавшегося 12 апреля 1945 года Ф.Д. Рузвельта. Без подсказки У. Черчилля Г. Трумэн уже постарался наломать дров, встретившись 23 апреля с В.М. Молотовым, который прибыл в США для участия в конференции Объединенных Наций. Американский посол в СССР А. Гарриман напишет позднее: «Я сожалел, что Трумэн пошел на этакую резкость, поскольку подобное поведение позволяло Молотову сообщить Сталину, что политика Рузвельта отбрасывается». И все же. Вдруг, не разобрав броду, в открытую ринуться в конфронтацию с Советским Союзом? В ответ на воинственные призывы из Лондона президент телеграфировал, что «предпочитал бы подождать развития событий, прежде чем одобрить курс, предлагаемый премьер-министром». Каких событий?

Соединенные Штаты нуждались в помощи не Англии, а СССР, чтобы победа над Японией не обошлась им слишком дорого. И была еще одна причина, которую Вашингтон таил даже от У. Черчилля. Г. Трумэн и его ближайшие советники полагали, что при тогдашнем раскладе сил американская позиция за столом переговоров будет «скорее шаткой, чем прочной». Военный министр Г. Стимсон втолковывал своему шефу, что было бы ужасно «пускаться в рискованную игру со столь большими ставками в дипломатии, не держа в руке Вашей козырной карты». Под «козырем» имелась в виду атомная бомба. До встречи с русскими надо самым срочным образом ее испытать, чтобы знать, «есть у американцев это оружие или нет». В бомбе виделся «страшно нужный „противовес" русской силе».

Поэтому открытие Потсдамской конференции под разными предлогами оттягивали, чтобы предстать на ней, если все сложится, как задумано, не одной из трех равноправных союзных держав, но единственной, всемогущей сверхдержавой. 16 июля на полигоне в штате Нью-Мексико был взорван испытательный ядерный заряд. 17 июля главы правительств собрались в Потсдаме на первое пленарное заседание. 17 июля Г. Трумэн, еще не посвященный в детали испытания, уверял И.В. Сталина в своей готовности дальше сотрудничать и взывал к союзническим чувствам во имя совместного сокрушения японских милитаристов. На следующий день, 18 июля, он запишет в своем дневнике: «Бомба, а не русское вступление в войну, стала единственным по-настоящему важным делом в Потсдаме».

Правда, президента не оставляли сомнения, что Япония немедленно признает себя побежденной после атомной бомбардировки. «Даже если япошки будут дикими, жестокими, безжалостными и фанатичными, – занес Г. Трумэн в свой дневник мысль, осенившую его 25 июля, после того как он уже отдал приказ об атомных налетах на Японию, – мы в качестве лидера мира общего благополучия не можем сбросить эту ужасную бомбу на старую столицу (Киото) или на новую (Токио)». И чуть ниже добавил: «Наверное, это самая ужасная штука из всех когда-либо созданных, но ее можно сделать и самой полезной». Президент вел речь, как отмечается в авторитетном американском исследовании, о «возможном влиянии (атомной бомбардировки) на события после войны».

Пока же война не закончилась, чутье побуждало к осторожности. Глава администрации не пошел целиком на поводу у Черчилля и других, кто без долгих раздумий и внутренних терзаний вынес приговор антигитлеровской коалиции: «Русские нам больше не нужны». Президенту больше импонировало свертывание отношений с СССР по частям. Он распорядился пересмотреть планы вторжения в Японию, которые предусматривали участие советских вооруженных сил в завершающей кампании против японской метрополии и, соответственно, в ее оккупации. Зная точную дату готовности Советского Союза к выступлению, Г. Трумэн дал задание подчиненным позаботиться о том, чтобы первая бомба спалила японский город до советского объявления войны Японии, дабы пропаганда могла затем утверждать, что Токио капитулировал перед атомом.