Валентин Пикуль

Теперь Пикулю необходимо было отдохнуть, отвлечься от рукописи. «Стравить пар» — так называлось это переключение с творчества на успокаивающее нервы занятие — дальнейшую систематизацию картотеки русского портрета.

Всё лето я жила в предчувствии какой-то неожиданности. И предчувствия не обманули. Однажды утром раздался звонок в дверь и на пороге вырос мой брат Николай.

У меня три брата, которые в Северодвинске строили новейшие корабли. В настоящее время остался один — Володя. А ко дню нашей регистрации в Ригу (мы уже к тому времени закрыли дачный сезон) приехала в сопровождении старшего брата Саши моя матушка. Валентин встречал моих братьев как самых дорогих гостей, всегда дарил им свои книги, но особого поклонения удостаивалась моя мать.

— Обязательно купи матери всё, что ей необходимо, что нравится.

Мне было очень приятно, что такой занятый и большой человек помнит и заботится о моей матери.

Даже в этом небольшом штрихе раскрывается широта и бескорыстная щедрость души Пикуля, забота о человеке, любовь к ближнему.

Как только мы решили пожениться, из Москвы прибыла двоюродная сестра по линии матери, Людмила Яковлевна Колоярцева (Каренина), с которой он постоянно поддерживал переписку.

Не единожды бывал в гостях и брат Люси — Борис Яковлевич Каренин, обосновавшийся в уральском городе Миассе. Сидя вдвоём, они вспоминали дорогие памяти картинки босоногого детства, проведённого в доме бабушки Василисы Минаевны Карениной.

19 ноября 1980 года во Дворце бракосочетаний нам, «молодожёнам», не говорили пышных речей, не спрашивали о наших чувствах, дали надеть друг другу кольца, расписаться в какой-то огромной книге, вручили свидетельство о браке, поздравили, и мы уже по закону стали мужем и женой. Никто из друзей об этом событии не был извещен, и мы выходили из зала абсолютно не готовыми к ещё одному радостному сюрпризу: в раздевалке, с огромным букетом цветов нас ожидала супружеская чета Багировых — Валентина и Владимир — с тёплыми объятиями и сердечными пожеланиями.

Даже в и такой день Валентин Саввич не стал менять свой рабочий план. А план был один — дальнейшее редактирование и перепечатка «Окини-сан». Значит, банкета не будет — это мы решили заранее. Пикуль не хотел расслабляться, а это в его понятии не оставляло места даже бокалу шампанского.

Счастливые, пешком направляемся домой. Дом недалеко — в 500 метрах отсюда. Прохожих на улице мало: идет дождь.

— Дождь во время женитьбы — к счастью.

Как много добрых слов, пожеланий, планов, услышала я от Пикуля по дороге. По дороге от Дворца бракосочетаний до дома. По мокрой недлинной, но такой запомнившейся дороге…

Добрались домой. Валентин поставил бокалы, наполнил их пепси-колой.

— Может быть, и надо в такой день услышать в нашу честь выстрел шампанского, но, во-первых, мы с тобой женаты давно, а во-вторых, надо форсировать редактирование «Окини-сан», а для этого нужна свежая голова.

Наступил самый важный и ответственный момент рождения новой книги. Пикуль заканчивал перепечатку романа, попутно его редактируя. Это были дни напряженной физической и умственной работы до изнеможения, до тёмных кругов под утомлёнными глазами.

В общей сложности 35 дней ушло у Валентина на то, чтобы роман, отпечатанный в четырёх экземплярах, аккуратно лёг на стол.

Дальше было то, что, как всё значительное и, главное, первое, запоминается на всю жизнь.

— Садись, — произнёс Валентин Саввич, — вычитывай внимательно, лови повторы, исправляй ошибки. Мне важно, что ты скажешь после прочтения. На время вычитки все домашние заботы беру на себя, телефон отключаю…

С огромным волнением села я за порученную, нет, ближе к истине— за доверенную мне работу. Разложив на столе первый экземпляр рукописи, я читала день и ночь с небольшими перерывами на еду. Ведь такая работа требует соединения противоречивых начал: быстроты и тщательности.

На полях рукописи мягким карандашом я ставила заметки-галочки, а на отдельном листе бумаги записывала, что именно вызвало моё сомнение или несогласие, как, на мой взгляд, должно выглядеть то или иное слово, предложение. По прочтении рукописи мы с Валентином обсуждали эти пометки. Если он соглашался с замечаниями — исправляли, в противном случае всё оставалось без изменений.

Роман прочитан. Концовка потрясла, хотя в общих чертах я уже раньше знала содержание. Но в тексте всё звучало гораздо ярче и убедительней.

Начиная с этой книги, я была первым читателем, редактором и критиком всех его последующих трудов.

Не каждую написанную книгу Пикуль считал удачей. Часто сомневался и волновался в ожидании конца вычитки. Затем спрашивал:

— Ну, как твоё мнение? Давай ругай! Тебе я верю, ибо ты знаешь все материалы, которыми я пользовался.

Да, я знала материалы, поскольку многие из них сама доставала и большинство из них прочитывала. А с рукописью романа я работала очень добросовестно, даже… чересчур. Если при чтении мне на глаза впервые попадались фамилии, даты, названия кораблей и тому подобное, я, зная, где об этом можно почерпнуть сведения, брала нужные источники, чтобы сверить их и по другим источникам…