Валентин Понтифекс

– Вчера вечером он показался мне совсем старым, – сказал Коронал Карабелле, а затем обратился к Тунигорну: – А тебе не кажется, что он сильно сдал за последний год? Но теперь он словно помолодел. Морщины исчезли с его лица: он выглядит года на двадцать четыре, не больше. Как ты думаешь?

– Я виноват в его смерти, – проговорил Тунигорн ровным, бесцветным голосом.

– Как тебя понимать? – резко спросил Валентин.

– Это я вызвал его с Замковой Горы. Приезжай, сказал я, поспеши в Цимроель: Валентин задумал что-то странное, хоть я и не знаю, что именно, и ты один сможешь его отговорить. И он приехал, а теперь… Если бы он остался в Замке…

– Хватит, Тунигорн. Больше не надо об этом.

Но Тунигорн твердил монотонно, как во сне, очевидно, не владея собой:

– Он мог бы стать Короналом, после твоего переселения в Лабиринт, мог бы жить в Замке долго и счастливо и быть мудрым правителем, а теперь… вместо этого… вместо…

Валентин мягко сказал:

– Он никогда не стал бы Короналом, Тунигорн. Он знал о том и не возражал. Давай, старина, продолжай: пусть мне будет еще горше от твоих глупых причитаний. Этим утром он возвратился к Источнику. Мне от всего сердца хотелось бы, чтобы он прожил еще лет семьдесят, но что случилось, то случилось, и ничего уже не исправишь, сколько бы мы о том ни рассуждали. У нас, переживших эту ночь, слишком много дел. Давай займемся ими, Тунигорн. Ладно? Приступим?

– Какие дела, мой лорд?

– Сначала – похоронить. Я вырою могилу сам, собственноручно, и пусть никто не смеет возражать. А после того ты должен найти способ переправиться обратно через реку: я отправляю тебя в том маленьком флотере на восток, чтобы узнать, что с Делиамбром, Тисаной, Лизамон и всеми остальными. Если они живы, ты должен доставить их сюда.

– А ты, Валентин? – спросил Тунигорн.

– Если нам удастся привести в порядок второй флотер, я продолжу путь в глубь Пьюрифайна, поскольку мне все равно надо попасть к Данипьюр, чтобы сообщить ей то, что следовало сказать уже давно. Ты найдешь меня в Иллиривойне, куда я и собирался с самого начала.

– Мой лорд…

– Умоляю, больше никаких разговоров. Что ж, приступим, друзья! Нам предстоит выкопать могилы и оплакать погибших. А затем мы должны завершить наше путешествие. – Бросив взгляд на тело Элидата, он подумал: «Я еще не смирился с его смертью, но скоро поверю в нее. И тогда у меня появится лишний повод молить о прощении».

5

Хиссуне приобрел привычку бродить в одиночестве по утрам, до начала ежедневных заседаний Совета, по Замку, открывая для себя его многочисленные уголки и закоулки. Он уже достаточно долго прожил на вершине Горы, чтобы больше не страшиться ее, и начинал считать Замок своим настоящим домом: жизнь в Лабиринте теперь выглядела прочитанной главой из книги его жизни – книги закрытой, опечатанной и спрятанной в запасники памяти. Но теперь он понимал, что даже если проживет в Замке пятьдесят лет или десять раз по пятьдесят, то все равно так и не узнает его до конца.

Хиссуне подозревал, что ни прежде, ни теперь никому не удалось изучить Замок досконально. Говорят, в нем сорок тысяч помещений. Так ли это на самом деле? Разве кто-нибудь их считал? Здесь жили все Короналы, начиная с Лорда Стиамота, и каждый старался оставить свой след. Согласно преданию каждый год в Замке прибавлялось по пять помещений, а с тех пор, как на Горе впервые обосновался Лорд Стиамот, прошло восемь тысяч лет. Так что тут вполне могло быть сорок тысяч комнат или пятьдесят, а, возможно, и девяносто тысяч. Кто знает? Можно считать по сто комнат в день, и года не хватит, чтобы сосчитать все, а к концу года где-нибудь добавится еще несколько, и тогда их придется искать, чтобы внести в список. Невозможно.

Никак невозможно.

Замок казался Хиссуне самым чудесным местом на свете. В первые дни пребывания здесь он сосредоточился на изучении его, так сказать, сердцевины, где располагались Верховный суд, королевские службы, самые знаменитые здания, в число которых входили и Башня Стиамота, Архив Лорда Престимиона, сторожевая башня Лорда Ариока, Часовня Лорда Кинникена и громадные парадные залы, окружавшие огромное помещение, в центре которого стоял трон Короналов – престол Конфалума. Подобно провинциалам из лесной цимроельской глубинки, Хиссуне раз за разом обходил все эти сооружения, в том числе и такие, куда посторонним запрещалось заглядывать строго-настрого, и со временем освоился с ними не хуже любого гида из тех, что десятилетиями водили здесь посетителей.