Валентин Распутин. Русский гений

Писатель вспоминает об уничтожении своей родной деревни Аталанки, о тяжелом и страшном прощании с родиной. В. Г. Распутин говорит о напрасной гибели города, т. к. были уже опыты – строительство Братской ГЭС, Усть-Илимской, Красноярской. Самая мощная оказалась Братская ГЭС, а теперь такая мощность уже не нужна, и дает электроэнергию на две трети. Писатель предупреждает, что то же самое будет и с Богучанской ГЭС, т. к. энергия пойдет не во блага страны, а в Китай. «Скажите, как жить без этих ангарских лесов, без этих дивных по красоте, богатых лесов? А после затопления их не станет». Когда-то гидроэлектростанции строились народом и для народа, а сейчас – олигархи будут торговать энергией «в свой карман».

Глядя на то, что происходит в России, В. Распутин с горечью и сердечной болью говорит: «Наше государство будто разделилось. Если есть где-то нефть, если есть где-то газ или золото, то мы только этим и занимаемся. Ну а где нефти и газа нет, там еще можно землю шевелить, получать какие-то урожаи. Хотя и это необязательно: нефть сейчас не проблема, на нефть можно купить что угодно, тот же хлеб из-за границы привезти. Посмотрите: в последнее время урожаи, несмотря ни на что, у нас все-таки были. Дальше они нас так баловать не будут, без хлебушка-то обходиться будет трудно. Этот хлеб ведь не только в закрома государства предназначался, но и в закрома людей, которые работают на земле.

Нынче положение будет, конечно, тяжелое. С хлебом тяжелое, не с нефтью. С ней положение тяжелым не бывает – протянул трубу и качай сколько угодно. Только что будем делать, когда все выкачаем, – об этом никто не думает. Живем в каком-то обреченном государстве. Богатом, очень богатом – и обреченном.

У нас замечательный президент, его любит весь мир. Он умеет обходиться и с нашими парламентариями, и с народом. Много ездит, немало делает для России, для того чтобы была и торговля, и все остальное. Но делается все это однобоко. Он знает, как получать нефть, газ, знает, где и как зарабатывать деньги и хорошо зарабатывать. Все остальное брошено, в том числе и большая часть российских деревень… Было время, когда деревни обновлялись, люди стали жить лучше. А теперь полный развал и будет покупать землю, если уже не покупает. А это самое страшное, и это нам еще предстоит. На Западе крупные компании уже скупают землю, причем даже тайком от власти – землю стараются продавать так, чтобы никто ничего не знал.

Это, разумеется, дойдет и до нас. Сначала – до Западной Сибири, там земли все-таки побогаче. Но у нас, в Восточной Сибири, земля хороша тем, что находится возле могучих рек, возле прекрасных, не до конца еще вырубленных лесов. Наша земля очень лакомая, она будет скупаться буквально в ближайшие годы. И это последнее, что у нас еще есть.» (Распутин В. Г. «К душе файл не прикрепишь»).

Русский – значит православный

Важным фактором на этапе зрелого творчества является Православие. Распутин обращается к вере осознанно. Сам писатель в одном из интервью в 2006 г. сказал: «Достоевский говорил: «Русский человек – православный человек». Раньше я видел тут какую-то нарочитость, позже стал относиться к этому иначе».

Как указывает И. С. Тендитник, в 1978 г. он принимает Святое Крещение в Ельце от старца Исаакия. Архимандрит Исаакий (И. В. Виноградов, 1895–1981) – участник Первой мировой и Гражданской войн, белоэмигрант, окончивший Православный Свято-Сергиевский богословский институт в Париже и во время учебы постриженный в монахи митрополитом Евлогием (B. C. Георгиевским). В 1945 г. он был арестован органами СМЕРШ в Праге и осужден за сотрудничество с Русским общевоинским союзом. Пройдя карагандинский лагерь НКВД и ссылку, поселился в Ельце, стал настоятелем Свято-Вознесенского собора. Таким образом, оказывается значимым не только факт воцерковления В. Распутина, но и сама фигура вероучителя, обеспечивающего прямой контакт с традицией русской религиозной философии, с интеллектуальной традицией Русского Зарубежья (П. П. Каминский).

Неудивительно, что В. Г. Распутину оказалось близко православие. Его героини – старухи 1960-х годов – крестились и молились, и он не находил нужным умалчивать об этом; вера была частью той традиции, которую он всегда защищал в своих произведениях.