Читаем Валентин Серов полностью

Картина эта композиционно как бы разделена на две части. Правая часть – Россия допетровская: длиннобородый боярин в красных сапожках, холопы. А слева молодой царь и свита в заморских одеждах; бород нет, треугольные шляпы. И вот их не постигает неудача, они не падают с коней, они крепко сидят в седлах. Да и части-то, на которые разделена картина, неравные. Левая, та, где царь, больше и ближе к зрителю, и не возникает сомнения в том, за кем будущее.

У Серова есть одна акварель, которую можно считать началом замысла этой картины, она написана примерно тогда же, когда и первая иллюстрация. Акварель эта называется «Боярин на охоте». Здесь несколько по-иному разработан сюжет правой части картины.

Лошадь споткнулась. Из-под нее едва успели выскочить две борзые. Старый боярин с седой бородой летит на землю, а рядом канава. Шляпа его отскочила в сторону, обнажив седую голову, смешно трепыхается длинный кафтан. А боярин летит, летит прямо в канаву.

Вот вам и иллюстрация, вот вам и «трогательный быт забытых мертвецов». И друзья недоуменно морщили лбы, глядя на серовские работы: ну зачем это? Такая изящная сцена, такая легкая, воздушная, почти бесплотная, и вдруг какие-то мужики, странники, грязь на дороге, а вместо охотничьей сцены картина нравов молодого самодержца.

Только третья вещь, «Выезд Екатерины II на соколиную охоту», могла бы в какой-то мере удовлетворить Бенуа. Там нет никакой сатиры – ни социальной, как в первой иллюстрации, ни исторической, как во второй. Правда, «сценка» все же не очень трогательна, и если там нет сатиры, то есть ирония. Стареющая женщина оглядывается из повозки на молодого фаворита, следующего за ней на коне. И не нужна ей никакая охота.

Весна. Вечереет. Тонкий золотой рожок месяца взошел на прозрачном небе. До охоты ли? Там, где-то впереди, маячат всадники с соколами. Ну и пусть. Молодой фаворит смотрит нежно и почтительно. Вот сейчас они приедут в охотничий домик, где-нибудь в Ораниенбауме, и этот молодой человек, так изящно гарцующий позади коляски, заключит ее в объятия. Этим и окончится соколиная охота.

Лиха беда – начало. Написав первые, получившие признание исторические картины, Серов уже не мог остановиться.

Образы людей давно прошедших времен, их жизнь теснятся в его голове, будоражат его воображение. Его интересует главным образом Петр I, наиболее колоритный образ русской истории. Над темой Петра Серов будет работать весь остаток своей жизни; но это уже другой период его творчества.

Через несколько лет Бенуа опять обращается к Серову с просьбой дать иллюстрацию, на сей раз уже к книге, издаваемой им самим: «Царское Село». Тема такая, что художник ограничен очень узкими, специфически мирискусническими рамками. Необходимо передать аромат времени – и только. Но Серова уже это не удовлетворяет, он начинает по-серьезному понимать историю в ее трагедиях и противоречиях. Поэтому он опять, как и вначале, уклоняется под любым предлогом.

«„Царское Село“ – видишь ли – я рисовал, честное слово, – сообщает он Бенуа в ноябре 1904 года, – но, видишь ли, ничего не выходит – спроси Сергея Павловича. Они видели с Коровиным, Остроуховым и еще некоторыми лицами и не одобрили, честное слово. Сроки прошли, теперь, значит, шабаш… ритурнель…»

Однако вскоре Серов все же передает Бенуа «Выезд Екатерины II». Бенуа мог торжествовать: здесь действительно нет ничего, кроме духа эпохи. По засыпанной снегом аллее мимо ярко освещенных окон царскосельского дворца несутся во весь опор сани с царицей. А сбоку – стража: храпят кони, пар вырывается из их ноздрей, вросли в седла дюжие всадники. Вот и все.

Но зато здесь же Серов берет реванш. Одновременно он написал еще одну «охоту», не какую-нибудь определенную «охоту», а просто «Охоту с борзыми», которая, судя по антуражу, происходит не то в петровское время, не то в екатерининское. И, быть может, потому, что это не какая-то определенная «охота», это действительно охота. Несется вихрем борзая, несется за ней всадник, перемахивает через канаву, не замечает, что с головы его слетела шляпа.

Но Серов не был бы Серовым, если бы обошелся без подвоха.

Навстречу охоте ехал крестьянин в повозке. И вдруг крики, гиканье, топот коней, лай собак. Испуганная лошадь понесла, и, конечно, повозка попала в канаву. Отчаянным усилием пытается лошадь вытащить ее, крестьянин натягивает вожжи. Но им это не удается, повозка скатывается в канаву, придется вытаскивать ее, чинить, и хорошо еще, если лошадь не поломает себе ноги, а ее хозяин – голову.

Летом 1900 года Серов был в Париже на Международной выставке. Это была пора его триумфа. Он получал призы – свидетельства европейского признания.

Неожиданно радость померкла. Из России пришло скорбное известие: умер Левитан.

Было мучительно тяжело. Серов не мог больше оставаться за границей. Он поспешил в Москву, чтобы успеть к похоронам.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-Классика. Non-Fiction

Великое наследие
Великое наследие

Дмитрий Сергеевич Лихачев – выдающийся ученый ХХ века. Его творческое наследие чрезвычайно обширно и разнообразно, его исследования, публицистические статьи и заметки касались различных аспектов истории культуры – от искусства Древней Руси до садово-парковых стилей XVIII–XIX веков. Но в первую очередь имя Д. С. Лихачева связано с поэтикой древнерусской литературы, в изучение которой он внес огромный вклад. Книга «Великое наследие», одна из самых известных работ ученого, посвящена настоящим шедеврам отечественной литературы допетровского времени – произведениям, которые знают во всем мире. В их числе «Слово о Законе и Благодати» Илариона, «Хожение за три моря» Афанасия Никитина, сочинения Ивана Грозного, «Житие» протопопа Аввакума и, конечно, горячо любимое Лихачевым «Слово о полку Игореве».

Дмитрий Сергеевич Лихачев

Языкознание, иностранные языки
Земля шорохов
Земля шорохов

Осенью 1958 года Джеральд Даррелл, к этому времени не менее известный писатель, чем его старший брат Лоуренс, на корабле «Звезда Англии» отправился в Аргентину. Как вспоминала его жена Джеки, побывать в Патагонии и своими глазами увидеть многотысячные колонии пингвинов, понаблюдать за жизнью котиков и морских слонов было давнишней мечтой Даррелла. Кроме того, он собирался привезти из экспедиции коллекцию южноамериканских животных для своего зоопарка. Тапир Клавдий, малышка Хуанита, попугай Бланко и другие стали не только обитателями Джерсийского зоопарка и всеобщими любимцами, но и прообразами забавных и бесконечно трогательных героев новой книги Даррелла об Аргентине «Земля шорохов». «Если бы животные, птицы и насекомые могли говорить, – писал один из английских критиков, – они бы вручили мистеру Дарреллу свою первую Нобелевскую премию…»

Джеральд Даррелл

Природа и животные / Классическая проза ХX века

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное