Валентина

– Почему ты пришел? Чего ты хочешь?

– Не верю своим ушам! – насмешливо заметил Паксон. – Трудно представить себе, что ты можешь чего-то не знать! – он устремил на брата твердый взгляд, и голос его зазвучал суровее. – Ты знаешь не хуже меня, зачем я пришел! Некогда мне заниматься твоими играми и шарадами! Я пришел сюда, чтобы попросить тебя – именно попросить, а не потребовать – остановить своих федаинов и запретить им грабить наши повозки с зерном!

Менгис рассмеялся, крепкие белые зубы блеснули в свете свечей.

– А кто говорит, что федаины несут ответственность за грабежи?

– На моем лбу, кажется, не написано слово «глупец», Менгис! Федаины захватывают продовольствие, чтобы потом перепродать его Саладину по двойной цене! Наша казна пустеет, а люди голодают! Я хочу, чтобы ты прекратил грабежи, – холодно проговорил он.

– А если я откажусь?

– Миротворец! – усмехнулся султан. – Ты даже не понимаешь значения этого слова! Ты мастер обмана и лжи! Ты помогаешь христианам, а своему народу помочь отказываешься! На мой взгляд, ты виновен в том, чего всегда учил опасаться наш отец: в предательстве!

– Ты с ума сошел, Пакс! Когда я прибыл в Аламут, то отрекся от прошлого. У меня нет народа! Я ничего не должен мусульманам, как ничего не должен и христианам. Если ты до сих пор этого не понял, так я объясню тебе, брат!

– Не беспокойся, – резко произнес Паксон, – я уже как-то говорил тебе, что ты вовсе не бог, Менгис! Все дело в женщине, не так ли? Ей ты помог! Но когда я прошу тебя о помощи, ты мне отказываешь!

Менгис рассмеялся.

– Ах, брат, и на моем лбу ведь тоже не написано слово «глупец»! Ты думаешь, я хоть на мгновение поверил, что ты здесь по той причине, о которой сказал? Ты пришел из-за женщины! Признайся, тебе нужна Валентина. Всегда, еще с тех времен, как мы были мальчишками, ты хотел иметь все, принадлежавшее мне, и говорил: «Что мое – то мое!» А принадлежавшее мне становилось нашим, – голос Менгиса звучал ясно и твердо. – Женщина – моя! Не твоя, не наша, а моя! Пойми это, Паксон, и не повторяй ошибку, возвращаясь к разговору о ней.

Черная пантера шевельнулась, лежа рядом с жаровней и взглянула на братьев. Раздалось и затихло глухое рычание.

– Мы больше не дети! – грубовато сказал султан. – Все это было давно, в другой жизни! А сейчас воин приходит к миротворцу с просьбой о помощи, а миротворец отказывает воину в просьбе! А если я скажу: женщина здесь ни при чем, что ты мне ответишь? – поинтересовался Паксон.

– Миротворец вынужден будет сказать, что воин лжет, – холодно ответил Менгис.

В глазах султана угадывалась та же горечь, что звучала в словах, когда он произносил:

– Я знаю, что зря поднялся на эту гору, но молюсь, чтобы мы с тобой смогли преодолеть возникшие затруднения.

– Затруднения, Пакс? У меня нет никаких затруднений! Почему ты решил, что я помогу тебе? Потому что мы братья? Но ты знаешь так же хорошо, как и я, что означают Аламут и трон шейха аль-Джебала! Если бы ты изложил мне подлинное положение дел, я бы, возможно, и помог тебе, но у Саладина нет недостатка в провизии, и казна его полна. Ты пришел из-за женщины! Отбрось ложь! Между братьями должна быть только правда! Возвращайся в свой мир, а меня оставь в моем. И еще, Пакс… не поднимайся больше на эту гору, потому что если придешь сюда снова, то больше никогда не спустишься в долину!

Султан рассмеялся.

– А ты не догадываешься, что случится с твоей женщиной, пока ты будешь ждать на этом проклятом троне, окуриваемый дурманом? Она-то из плоти и крови! У нее есть желания, и Валентина подвержена страсти, как ты и я. Ограничивая себя пребыванием в Аламуте, ты становишься для нее всего лишь воспоминанием. Ведь не думаешь же ты, что эта женщина станет монахиней? Так кто же из нас глупец? По глазам твоим вижу, что миротворец затаил ненависть в своем сердце! – посмеивался Паксон. – Сейчас Валентина твоя, да, а потом снова будет моей! Помни об этом, сидя на троне, и пусть опиум выест твой разум!

– Ты поступишь мудро, если покинешь Аламут немедленно, – спокойно проговорил Менгис.

Но Паксон еще не все сказал.

– Что бы ты ни думал и что бы ни говорил, знай: я пришел сюда из-за Саладина и наших караванов с зерном, пришел просить тебя о помощи. Если обстоятельства сложатся так, что я должен буду отдать за тебя жизнь, я отдам, мы братья! Я этого не забыл и не забуду: у тебя в жилах течет кровь моего отца. Но раз ты предпочел повернуться спиной ко мне и всем мусульманам, я ничего не могу поделать и не стану больше умолять тебя о помощи, Менгис, и ничего не буду обещать, кроме одного: когда ты окончательно сядешь на свой трон, я завладею Валентиной, и каждый день до конца жизни ты будешь вспоминать об этом. Победа останется за мной, как случалось это во времена нашего детства. Вспомни, я всегда добивался того, чего хотел, – голос Паксона звучал вызывающе.

– Помню, – тихо сказал Менгис, – я помню, что всегда отбирал обратно то, что ты захватывал.

– Но на этот раз ты ничего не сможешь сделать, – посмеивался султан.

– Ты уверен? Многими способами можно…