Валентина

– И чертовски уязвима, – возразил Де Шавель. – Я достаточно суровый человек и не обременен излишней щепетильностью, но не стану пользоваться своей властью над этой женщиной – бедняжке и так слишком много досталось. Прощайте, сир, но опасайтесь прекрасных полек! Я не в состоянии спасти их всех!

Первые два часа они ехали довольно быстро, но затем дорога стала отвратительной, после весенних дождей ее совсем развезло, карета тряслась по ухабам и рытвинам. В полдень они остановились в придорожной гостинице, чтобы перекусить, пока кормили и поили лошадей. Во время путешествия они с полковником почти не разговаривали, а Яна все время дремала. Он был к ним очень внимателен, но тем не менее сдержан, возможно, даже преувеличенно любезен. После обеда они продолжили свой путь; по мере того как темнело, карета ехала все медленнее и меньше тряслась на ухабах. Они сидели бок о бок, завернутые в меховую полость.

Валентина подумала, что он спит, и задремала, прислонившись к его плечу. Она проснулась, когда карета остановилась в последний раз. Она почувствовала, что рука полковника обвилась вокруг ее талии, а щека, искалеченная шрамом, прижимается к ее щеке.

Глава 3

Валентина проснулась после тяжелого сна на третий день их путешествия. Они ночевали в придорожных гостиницах, но те по мере их продвижения становились все более примитивными. В последней из них кровати были такими грязными, что они не решились спать на них: и она провела ночь на полу, завернувшись в плащ, а Де Шавель просидел под ее дверью. Теперь они уже приближались к ее родным местам, и она подалась вперед, чтобы посмотреть в окно. Он спал рядом с ней, а Яна похрапывала напротив, все были усталы и измучены. Путешествие было утомительным и опасным, и без защиты Де Шавеля на двух женщин наверняка бы напали и ограбили еще в самом начале пути.

Валентина двигалась с большой осторожностью, чтобы его не разбудить. При утреннем свете было видно, как осунулось от усталости его лицо. Он не спал всю прошлую ночь, пока они с Яной отдыхали. Впервые за пять лет Валентина поняла, что значит, когда о тебе заботятся и тебя защищают, когда предугадывают все твои желания, так что ей даже ни разу не приходилось просить его о чем-либо.

Просто поразительно, насколько заботливым оказался этот человек; было неловко и странно сидеть так близко с ним, державшим ее в своих объятиях и целовавшим ее так, что распухли губы, и не касаться его, если не считать положенной на плечо головы во время сна. Он заботился о ней на протяжении всего пути, как о ребенке, но ни разу не показал, что относится к ней, как к женщине. Глядя на его спящее лицо, Валентина вся отдалась сладостным и мучительным мечтам о своей любви, поскольку она поняла, что наконец-то впервые в жизни она полюбила. Ей было тяжело смотреть на его суровое и как бы чужое лицо, со шрамом от старой раны, пересекающим его щеку, ей было безумно тяжело, потому что больше всего на свете ей хотелось склониться к нему и разбудить его поцелуем, гладить его по искалеченной щеке, пока он не откроет глаза и не заключит ее в свои объятия. И все же она была счастлива, потому что исчезла пустота в ее душе, потому что он был здесь, рядом с ней. Она боялась и подумать, как долго это еще может длиться.

С ухабистой дороги они свернули на узкий проселок, карету так трясло, что оба спящих проснулись. Когда Де Шавель открыл глаза, Валентина смотрела в окно.

– Вон Чартац! Вон там, на холме!

Де Шавель выглянул в окно и крикнул кучеру:

– А ну-ка подгони их, мы уже подъезжаем!

Дом в Чартаце первоначально был построен как крепость, как часть укреплений для защиты от вторжения русских войск, а также разрозненных банд, совершавших из России набеги для захвата женщин и скота.

Его нельзя было назвать красивым – каменные башни были четырехугольной формы, фасад плоским и построенным из того же сурового камня. Предки Валентины жили здесь три столетия, и лишь в прошлом веке ее дед внес кое-какие усовершенствования и придал древнему замку более цивилизованный вид. Сам Чартац возвышался на холме и был окружен лесами и парками. Площадь имения составляла пятьдесят тысяч акров, и по стандартам крупных землевладельцев оно считалось не очень большим.

Когда карета остановилась на мощеном дворе, к ней подбежали лакеи в ливреях, чтобы подхватить лошадей и помочь путникам выбраться из экипажа. При виде Валентины старший лакей опустился на колени и, целуя ей руки, бормотал, задыхаясь от радости,

– Мадам, мадам… как давно… Ладислав! Скорее позови ее светлость! Скорее же!

После долгой тряски в карете ее ноги так затекли, что она с трудом могла подняться на несколько ступеней крыльца. С мгновение она помедлила, оглядывая родные места и лица слуг, знакомые ей с детства, в глазах ее стояли слезы радости.

Они сидели в темном каменном зале, когда к ним спустилась сестра Валентины.

– Сандра!

– Валентина!