Валентина

С того момента, как она покинула Чартац, путешествие было сплошным кошмаром. В первый же день раскололось колесо, и на его ремонт ушло четыре часа, карета, накренясь набок, стоила на обочине, а она взад и вперед ходила по пыльной дороге, ожидая, когда можно будет продолжать путь. В тот день они не смогли доехать до постоялого двора, и ей пришлось спать в карете, наутро она так окоченела от холода и неудобной позы, что еле двигалась. В первой гостинице она побоялась спать, помня, что Де Шавель провел ночь у нее под дверью, поскольку хозяин гостиницы и его сын показались ему подозрительными. В этой же гостинице у нее было одно желание – сбросить одежду, кинуться на кровать и спать, спать, спать. Валентина завернулась в плащ, спрятала под матрас пистолет и легла. Она не слышала, как, открываясь, скрипнула дверь. Она спала, повернувшись головой к крохотному оконцу, и на ее лицо падал бледный свет зарождающегося дня. Граф двигался по комнате, как кошка, в правой руке сжимая пистолет, и желание пристрелить ее, пока она спит, было так сильно, что он чуть не уступил ему. Он даже не представлял, что способен ненавидеть женщину так сильно, как ненавидел сейчас свою жену. В этой жалкой комнатушке ее красота была особенно разительна, лицо ее как бы светилось и казалось ему не похожим на то, что он помнил. Она изменилась, а причиной этого была ее любовь к французу, любовь заставила ее покинуть свое убежище и броситься в руки своего злейшего врага его!

Он мысленно представлял, что скажет ей при встрече, однако теперь от злости не мог произнести ни звука, не мог найти подходящие слова, чтобы разбудить ее. Ему вообще трудно было заставить себя заговорить с ней. Он наклонился и с силой ударил ее по лицу. Валентина потеряла сознание, не просыпаясь, не издав ни звука.

Она пришла в себя от боли, которую чувствовала в руках – открыв глаза, она увидела перед собой пол, голова ее свешивалась с кровати, она хотела пошевелить руками, чтобы избавиться от болезненной судороги, однако они были связаны у нее за спиной. Валентина с усилием села и, оказавшись лицом к лицу с мужем, закричала от ужаса.

– Да, – сказал он охрипшим от злобы голосом; руки его еще дрожали – связывая ее, пока она лежала оглушенная и беспомощная, он с усилием сдержал себя, чтобы не накинуть веревку ей на шею. – Да, – повторил он, – ты не ошибаешься. Это твой супруг, приехавший за тобой.

– Убей меня, – попросила Валентина. – Я поклялась, что скорее убью себя, чем позволю тебе дотронуться до меня.

Он наклонился и ударил ее по лицу.

– Ты шлюха и изменница, – сказал он. – Только открой рот еще раз, и я заткну его кляпом и не выну до тех пор, пока не приедем в Варшаву!

Теодор заставил ее встать и набросил на нее плащ, затем потащил ее вниз по лестнице и выпихнул на улицу. Там его уже ждали слуги, один из них держал за поводья оседланную лошадь. Из гостиницы не раздавалось ни звука: кучера и Кадора убили, пока они спали, а жену хозяина раздели и бросили там же, обернув ее голову нижней юбкой. Ее муж висел неподалеку на дереве, рубаха его вся была покрыта кровью от ударов кнута, , полученных от улана как свидетельство его нелюбви к жидам вообще, а также за то, что тот пытался помешать им насиловать свою жену. Бандит держал под уздцы оседланную лошадь, за пояс у него был заткнут окровавленный кнут.

Когда граф вывел к ним свою пленницу, никто не проронил ни слова. Она была молода и красива, и было похоже на то, что слухи о ее побеге с любовником соответствуют истине. Бывший улан спешился и помог хозяину усадить Валентину на лошадь, слуги привязали ее ноги к стременам, а поводья обвязали вокруг шеи животного, граф не позволил связать ей руки впереди, чтобы она могла править лошадью. Улан сам попросил сделать это, поскольку при такой посадке пленница могла легко потерять равновесие, сама же женщина ничего не говорила, она смотрела перед собой, гордо вскинув голову.

– Возьми ее лошадь, – приказал граф. – Она не должна с тобой разговаривать, ты понял? Если она произнесет хоть одно слово или начнет доставлять неприятности, положи ее поперек седла лицом вниз. А теперь – по коням! Мы должны быть в Варшаве к концу недели!