Валентина

— Я думаю, здесь есть возможность помочь, — заявил он наконец. — Я могу представить этот случай как антирусский акт, совершенный, дабы оскорбить русского государя. Вы, княгиня, русская, ваша фамилия происходит от старых бояр, и можно сказать, что этим арестом вашей сестры царь Александр будет возмущен до глубины души. Тогда, я надеюсь, они освободят вашу сестру. Но дело в том, что новости из России весьма неутешительны — для французов, разумеется. Следовательно, мы должны поспешить со своей миссией, а то эти негодяи успеют покончить с вашей сестрой раньше, будучи уверенными в том, что французы посмотрят на это сквозь пальцы.

— А каковы, собственно, новости? — спросила Александра.

— Наступила зима. У французской армии нет надежных зимних квартир, Москва, где они надеялись отсидеться, сожжена. Да вы, вероятно, все это знаете.

— До меня доходили только слухи, — отвечала Александра.

— Они соответствуют действительности, — заявил князь, вставая. — Французы пропали. Третьего дня там пошел снег. Теперь один Бог знает, сколько из них доживет до весны.

— И надо полагать, что он мертв, — сказала Александра, — этот самый полковник де Шавель?

— Скорее всего, это так, — отвечал князь. — Мне необходимо вскорости ехать в Варшаву с сообщением для членов Совета. Но я дам вам письмо к графу Потоцкому — оно послужит охранной грамотой. Кроме того, в письме будет содержаться настоятельный совет освободить вашу сестру. Я почти уверен, что он согласится с моими доводами. Дело в том, что многие предвидят появление в Польше русской армии через несколько месяцев… И Потоцкий, как осторожный человек, не посмеет отказать другу русского государя. Я со своей стороны дам ему это понять.

— Спасибо, я благодарю вас от всего сердца, — сказала Александра, вставая. — Я просто не знаю, чем я могу отплатить вам за эту поддержку.

— Я надеюсь только, что вы не опоздали с просьбами о своей сестре, — сказал князь невесело.

Спустя час Александра была уже на пути в Варшаву, везя с собой письмо князя.

* * *

В зале было десять стульев и длинный стол перед ним. Свечи в двух больших канделябрах чадили, и едкий дым разъедал глаза. Ввели Валентину в сопровождении двух офицеров охраны, один из которых поставил посредине залы специальный стул для нее. Она, войдя, на мгновение замедлила шаг, посмотрев в глаза людям, которые собирались ее судить. Она сразу же узнала трех друзей своего мужа, четырех друзей графа Потоцкого, после чего села на подвинутый ей стул и стала глядеть поверх их голов. Ей все стало ясно.

Ледчинский, генерал в отставке, мужчина с длинными седыми усами и ясными голубыми глазами алкоголика, поднялся и зачитал регламент судебного совещания. Он сказал следующее:

— Графиня Валентина Грюновская, жена графа Теодора Грюновского, именем Совета Герцогства я объявляю дело об иске против вас. Также я провозглашаю полномочность этого суда над вами и невозможность апелляций после заключения этого суда!

Он посмотрел на нее, но она не ответила на взгляд. Казалось, она не услышала ни слова.

— Вы находитесь на суде, который происходит над вами, мадам! — прогремел он. — Мне кажется, вам следует проявить внимание! Вы обвиняетесь в том, что, презрев ваше предназначение, вы занимались развратом с французскими официальными лицами и выдали им секреты польской политики. Вы приняли покровительство французской тайной полиции против интересов нашего легитимного правительства и против желания собственного мужа! Каков будет ваш ответ?

Валентина встала. Она была бледной, но собранной, и голос ее прозвучал очень уверенно, что несколько озадачило судей.

— Вы говорите, что я обвиняюсь в предательстве. Но был ли предательством мой отказ спать с Мюратом? Я согласилась выполнять разведывательные поручения в пользу моей страны, но я не могла согласиться на роль проститутки! То есть либо мне этого не поручали, либо я это отвергла! Вы, граф Потоцкий, не объяснили мне, что именно это было основным содержанием той услуги, которую, по вашим словам, я должна была оказать Польше! Вы не можете этого отрицать!

— Мне нет нужды заниматься опровержениями, — холодно заметил граф, — Это вы находитесь здесь на суде. Кажется, вы забыли, кто вы есть. Вы говорите о том, будто не предполагали, что вам придется изменить вашему мужу с маршалом Мюратом. Вы говорите, что отказались быть проституткой, несмотря на то, что женщины с более высоким, чем вы, происхождением, породой, чувством могли согласиться на это в интересах несчастной и страдающей Родины! Так вы заявляете о своем целомудрии?