Старик продолжал, обращаясь теперь к старосте: — И еще я тебе напомню, подлец косой, слушай, не прячь бесстыжую харю! О прошлом годе мою внучку, партизанку Ольгу Веселову ты продал! На тебе ее кровь! Христопродавец!
Слова старика падали в толпу тяжелым свинцом. Громко вскрикнула Ванина мать, забилась на снегу. Старик вдруг заплакал, сразу обмяк, сгорбился и, поддерживаемый капитаном Степновым, спустился с крыльца.
— Митинг объявляю закрытым, — сказал комбат. Распорядился:—Убийцу расстрелять! Предателя повесить!
Пленного с пятнистым лицом окружили разведчики, подталкивая прикладами автоматов, повели за деревенские бани.
Комбата, направлявшегося к штабу, догнал капитан Степнов. Возмущенно сказал:
— Ты не прав! Не наше это дело смертные приговоры выносить. Это…
Черные глаза комбата полыхнули гневом, но ответил он очень спокойно:
— Нет, это мое дело, — и показал пальцем в сторону школьного крыльца. — Представь себе на минуту, что там мои братья, моя сестра и мой сынишка. Понятно?— И, не оглядываясь, пошел по середине улицы. Его остановил капитан Филимончук:
— Слушай, у предателя семья есть: жена, двое ребят...
— Ну и что из того? — нахмурился комбат.
Начальник разведки недобро усмехнулся:
От яблони яблочко, от ели шишка. Око за око, зуб за зуб: всё племя под корень!
Ты что, ошалел?! — закричал комбат на всю деревню. — Только тронь! Ты здесь не распоряжайся! Я тут начальник гарнизона. Понятно? Паша, передай приказ: Сеньку Косого не вешать, а расстрелять.
Капитан Филимончук пожал плечами и криво усмехнулся.
Целые сутки отдыха! Отоспаться в тепле — вот оно немудреное походное солдатское счастье... Ах если бы можно было выспаться впрок хотя бы на неделю! А то ведь сколько ни спи, заряда хватает всего на двое, от силы, на трое суток, а там опять уже отказываются служить руки и ноги и не повинуется голова: мысли ворочаются медленно и тяжело, как мельничные жернова, не успев возникнуть, чугунными осколками разлетаются в разные стороны, так что собрать их воедино можно только невероятным напряжением воли, да и то ненадолго...
На улице меня остановил капитан Величко, оперуполномоченный контрразведки нашего полка. Улыбаясь, указал пальцем на маленький опрятный домик в глубине заснеженного палисадника и сказал:
— Вот твоя резиденция. Отдыхай на здоровье.
Лениво ворохнулась и сразу же погасла мысль: «С каких это пор капитан Величко стал квартирьером?» А, не всё ли равно! Лишь бы спать...
Но лечь раньше чем через час не удалось. Надо было устроить и накормить солдат, произвести большую чистку и пристрелку оружия и пополнить боекомплект. Моему взводу достались два дома, хозяева которых еще не появлялись, так что расположились привольно — по два расчета в каждом доме. Сразу же затопили русские печи и получили обед: из экономии времени повар выдавал и первое и второе разом — гороховый суп и гречневую кашу в один котелок. Отяжелевшие и сонные уселись за полную разборку пулеметов. Вычистили, смазали, сменили прокладки, охлаждающую жидкость, перемотали сальники и, вытащив «максим» на улицу, тут же возле крылец опробовали на зенитном прицеле, к вящему восторгу ребятни. Мальчишки вертелись под ногами и ссорились из-за стреляных гильз — подняли немыслимый галдеж. Дед Бахвалов, расстегнув поясной ремень, пригрозил:
— Сейчас я вам, мазурики, вложу ума! Оглушили совсем — хоть уши затыкай.
Но мальчишки только смеялись:
— Так и испугались. Вы же не фрицы!
Непочатов сказал мне:
Идите отдыхать. Ленты и без вас набьем. Я прослежу. Часовых надо?
Никаких часовых. Народу полная деревня. Оставьте в каждом доме по дневальному, и всё.
Василий Иванович улыбнулся:
— Это обязательно. Не нашкодили бы чего эти бесенята, — кивнул он в сторону ребячьей толпы. — Так и рвутся к оружию. Ишь раскричались, галчата. Где патроны брать, товарищ младший лейтенант? Все старшины давно на месте, только нашего Макса черти с квасом съели...
— Займем у стрелков, не ждать же старшину. Куда он, прохвост, провалился? И Тимошенко, как назло, не видно.
Старший лейтенант Рогов сказал:
— Патронов я, конечно, дам; как не дать, но, между прочим, вашему Ухватову при первой же встрече скажу пару теплых слов. Болтун несчастный! Сколько надо патронов?
Ящика хватит. Я сейчас пришлю Непочатова.
Евгений Петрович улыбнулся:
Хорошо. Ну, а настроение как?
— Отличное. Только уж очень спать хочется.
— И не говори. Самого ноги не держат, чуть-чуть носом по земле не прошелся. Иди отдыхай. Покажи моему связному, где вы устроились.
В наступлении Евгений Петрович явно повеселел. Несмотря на внешние признаки переутомления, был бодр и оживлен. У него даже голос появился. На одном из привалов Варя мне сказала:
— Как подменили человека: так весь и светится изнутри.
В домике хозяйничала маленькая симпатичная старушка в большом черном платке, концы которого перекрещивались на груди и были стянуты на спине в тугой узел.
Меня зовут Дарья Тимофеевна, — улыбаясь, певуче сказала она мне. — Раздевайтесь и будьте как дома. Вот только угощать вас нечем. Одна картошка, да и та мороженая, сладкая, — в рот не взять. Такая досада...'