Валентина. Леоне Леони

Да, выполнить свои намерения ей не хватило мужества. Бенедикт взял с Луизы слово, что она будет гостить у них до свадьбы Валентины – ну так будь что будет. Бенедикт не задавался такими вопросами, ему хотелось быть счастливым хотя бы какое-то время. Он желал этого со всей силой эгоизма, даруемого безнадежной любовью. Он грозил Луизе, что совершит тысячи безумств, если она доведет его до отчаяния, и одновременно клялся, что будет слепо повиноваться ей во всем, если она согласится подарить ему еще два или три дня жизни. Он дошел до того, что пригрозил возненавидеть бедняжку и рассориться с ней. Слезы Бенедикта, его порывы, его упорство имели неодолимую власть над Луизой, которая, будучи от природы слабохарактерной и нерешительной, безропотно подчинялась воле более сильной, чем ее собственная. Возможно, слабость эта объяснялась любовью, которую она втайне все еще питала к Бенедикту; возможно, она тешила себя надеждой завоевать любовь юноши силой своей привязанности и великодушия, когда брак Валентины окончательно разрушит все его надежды.

Возвращение мадам де Рембо положило конец опасной близости влюбленных. Валентина перестала бывать на ферме, и Бенедикт грохнулся с небес на землю.

Бенедикт похвалялся перед Луизой, что мужественно встретит удар, и он сначала довольно стойко, во всяком случае, с виду, переносил это суровое испытание. Он не желал признаваться, что переоценил свои силы. В первые дни он довольствовался тем, что под различными предлогами бродил вокруг замка и был счастлив до глубины души, если ему удавалось хоть издали заметить в конце аллеи силуэт Валентины. Как-то ночью он даже проник в парк, желая увидеть свет, падавший из окон ее спальни. Однажды Валентина решилась пойти встречать восход зари на то место, где у них с Луизой состоялась первая встреча, и на том самом пригорке, где, поджидая сестру, сидела она, сидел теперь Бенедикт. Но, увидев Валентину, он бросился прочь, притворившись, что не заметил ее, так как понимал, что, заговорив с ней, непременно выдаст свое смятение.

В другой раз, бродя в вечерних сумерках по парку, Валентина отчетливо услышала, как шуршит рядом листва, и, дойдя до того места, где испытала в ночь после праздника страх, она заметила в дальнем конце аллеи человека, ростом и внешностью напоминавшего Бенедикта.

В конце концов Бенедикт уговорил Луизу назначить сестре новое свидание. Как и в прошлые ее посещения, он сам сопровождал ее и во время беседы сестер держался в стороне. Когда же Луиза окликнула его, он в несказанном смятении приблизился к дамам.

– Так вот, дорогой Бенедикт, – проговорила Валентина, собрав все свое мужество, – вот мы и видимся с вами в последний раз перед долгой разлукой. Луиза только что сообщила мне, что и вы, и она скоро уедете отсюда.

– Я?! – с ужасом воскликнул Бенедикт. – Почему я, Луиза? Откуда вы это взяли?

Он почувствовал, как при этих словах дрогнула рука Валентины, которую он, пользуясь темнотой, держал в своих руках.

– Разве не вы сами решили, – отозвалась Луиза, – не вступать в брак с Атенаис, по крайней мере, в этом году? И разве вы не высказали намерения устроиться где-нибудь и добиться независимого положения?

– Я вообще не намерен когда-либо вступать в брак, – ответил он твердо и решительно. – Да, я намерен жить, не будучи никому в тягость, но из этого отнюдь не следует, что я собираюсь покинуть здешние края.

Луиза ничего на это не сказала, но едва сдержала слезы, хотя никто не заметил бы их в темноте. Валентина слабо пожала руку Бенедикту, как бы прося отпустить ее пальцы, и оба разошлись, взволнованные еще более, чем обычно.

Тем временем в замке шли приготовления к свадьбе. Ежедневно от жениха доставляли все новые подарки. Сам он должен был приехать, как только позволят служебные обязанности, а на следующий день после его приезда должна была состояться свадьба, ибо господин де Лансак, незаменимый дипломат, не располагал лишним временем для такого незначительного события, как женитьба на Валентине.

В воскресенье Бенедикт отвез на бричке тетку и кузину к обедне в самый большой поселок Черной долины. Атенаис, хорошенькая и разряженная, снова обрела свежий румянец и живой блеск черных глаз. Высокий парень, ростом примерно пять футов и шесть дюймов, тут же подошел к дамам из Гранжнева и уселся на скамью рядом с Атенаис (читатель уже знаком с Пьером Блютти). Это было явным доказательством его притязаний на руку и сердце юной фермерши, и беззаботный вид Бенедикта, стоявшего в отдалении у колонны, послужил для всех местных наблюдателей недвусмысленным свидетельством того, что между ним и кузиной произошел разрыв. Море, Симонно и многие другие юноши уже двинулись было в атаку сомкнутыми рядами, но Пьер Блютти встретил более ласковый прием, чем все прочие кавалеры.