— Жюно сможет не хуже меня сбросить англичан в море, — быстро отреагировал Мюрат.
— Решайте. Неаполь или Португалия, — с легким раздражением проговорил Наполеон.
— Ваше Величество, — ответил Мюрат смиренно, хотя его вид свидетельствовал совсем о другом, — я выбираю Неаполь с радостью и от чистого сердца.
Часто мы с Мюратом думали одинаково. В тот момент я точно знала, как работала его мысль. Испания, которую мы оба жаждали, располагалась слишком близко от Франции, чтобы даже когда-нибудь в будущем иметь возможность обрести полную независимость. Португалия немногим отличалась от Испании и переживала вторжение с моря, которое легко могло распространиться и на Испанию, несмотря на невысокое мнение Наполеона о воинском мастерстве англичан, этой нации торгашей, как их презрительно называл он. В то же время далекий Неаполь мог оказаться совершенно независимым нашим королевством, которое мы бы лелеяли и оберегали. Оглядываясь назад, я не могу отделаться от мысли, что подсознательно я уже тогда ощущала возможность падения императора Наполеона. Итак, в конце концов мы выехали в Неаполь, чтобы сменить моего брата Жозефа, которому с радостью уступили, учитывая все обстоятельства, шаткий испанский трон. Каким нереальным все это кажется сегодня! Каким нереальным представляется возвышение и падение Наполеона, который, подобно лавочнику, сперва успешно справился со своими конкурентами, но потом зарвался и… потерял все. Будто далекая от реальности игра воображения, сказка, окончившаяся несчастливо для Бонапартов.
— Вам хорошо известно, Каролина, что я не вполне доверяю Мюрату, — заявил Наполеон.
— А вы доверяете хоть кому-нибудь полностью? — парировала я.
— Даже себе не совсем, — усмехнулся он.
— В этом вы еще никогда не признавались.
— Верно. Пожалуйста, забудьте мою глупую реплику.
Мюрат и я все еще находились при дворе в Байонне. Наполеону еще предстояло решить относительно точной даты нашего отъезда в Неаполь. Я ежедневно встречалась с Наполеоном: наши отношения стали гармоничнее, чем когда-либо прежде. Я часто беседовала с ним наедине спокойно и серьезно.
— Почему вы сказали, что не вполне доверяете Мюрату? — спросила я.
— Простой вопрос требует простого ответа. Я полагаюсь на вас, чтобы держать Мюрата в узде.
Ответом это назвать было нельзя, ни простым, ни каким угодно.
— Другими словами, вы рассчитываете, что я позабочусь о том, чтобы он выполнял ваши приказы.
— И одновременно будете сами их выполнять.
— Король и королева только по названию, — усмехнулась я сухо.
— Пара администраторов, и не более. — Наполеон взглянул на меня с легким изумлением. — Разумеется. А как же иначе?
Ну, что же, подумала я, нужно набраться терпения: но я едва не засмеялась над самой собою. Дурацкие мечты, в самом деле, о каком-то самостоятельном правлении. И все-таки Мюрат и я будем королем и королевой со своим королевским двором. Почести и власть, правда, контролируемая из Тюильри.
— Каролина, — сказал Наполеон, — я хочу, чтобы вы поклялись выполнять мои распоряжения.
— Клянусь, Ваше Величество, — проговорила я, поскольку мне не оставалось ничего другого. Наполеон начал говорить о составленном им соглашении, которое Мюрату предстоит подписать перед отъездом в Неаполь. Не вызывало сомнений, что после подписания документа моего мужа можно будет обвинить в мятеже, если он когда-либо не выполнит приказа Наполеона и попытается осуществить собственные намерения и планы. Я была уверена, что, читая соглашение, Мюрат придет в ярость, а один из пунктов особенно заденет его гордость. В случае его смерти — в соглашении Мюрат был назван консортом, — престол наследовала я, и только после меня — дети по мужской линии.
Смена правителей Неаполитанского королевства производилась, таким образом, в мою пользу и возводила на трон мою семью. В то же время я занимала более высокое положение в сравнении с собственными детьми, а значит, и детьми Мюрата.
— Полагаю, Мюрат без колебаний подпишет соглашение, — заметил Наполеон, искоса взглянув на меня.
— Мюрат верный слуга Вашего Величества, — заявила я бойко.
— Или он подпишет, — заключил Наполеон, пожимая плечами, — или же вы уедете в Неаполь как единственный правитель.
— Едва ли я решусь на такое, Ваше Величество.
— Даже ради того, чтобы сделать мне приятное?
— Я очень люблю мужа, хорошо понимаю и разделяю его чувство собственного достоинства.
— Я очень люблю Жозефину, — вздохнул Наполеон, — но все-таки вынужден с ней расстаться.
Позднее в тот же день я показала копию соглашения Мюрату. Его охватила такая ярость, что он потерял сознание. Доктора уложили его в постель. Поправлялся он медленно от какой-то непонятной, по-видимому, мозговой лихорадки. В конце концов он подписал документ — подписал с угрюмым видом, укоризненно поглядывая на меня. И я знала, что с этого момента он, сын трактирщика, с его задетым самолюбием, всегда будет ревниво относиться к моему положению. Наполеон, пусть только из семейной гордости, встал между нами. Наше вступление в Неаполь было исключительно эффектным.