Валентина

Он открыл перед нею дверь, и они вышли на широкую мраморную лестницу парадного входа, перед которой их ожидал экипаж, сопровождаемый двумя верховыми с факелами. Через двадцать минут их прибытие уже объявили у входа в большую залу во дворце Калиновских, где цвет польской шляхты давал прием в честь Наполеона Бонапарта. Там собралось не менее четырех сотен людей, которые перемещались круговоротом по трем огромным комнатам. Убранство залов было великолепно — обивка золотистого шелка и массивные серебряные канделябры словно светились сами, наподобие театральной рампы освещая военных, блещущих нашивками и эполетами, и дам, сверкающих бриллиантами на роскошных нарядах. В двух комнатах поменьше располагался буфет, где гостей ожидал великолепный ужин, а в укромном уголке был обставлен кабинет, предназначенный специально для императора и тех особ, с кем он пожелал бы уединиться. Данцигские вельможные пани собственноручно украсили изящные алебастровые вазы цветами, выдержанными в гамме французского и польского флагов, а маршал Понятовский преподнес золотое блюдо для личного пользования самого императора. В конце большой комнаты, выходящей на галерею, играл оркестр. Атмосфера была пропитана десятками чарующих теплых запахов, и мягкий отсвет навощенного до сияния пола делал движения людей чуть странными, словно отраженными в огромном зеркале.

Появление графа и графини Грюновских привлекло всеобщее внимание. Они не часто показывались в городе, но о необычайной красоте Валентины уже ходили слухи. Сам граф, вероятно, наслаждался произведенным впечатлением, искоса поглядывая в сторону жены от дверей, где он беседовал с графом Потоцким. Черные локоны Валентины и пурпурный бархат платья оттеняли свежесть ее светлого лица, а на ее груди и в ушах каплями темного вина горели тяжелые рубины. Ее платье могло бы показаться сдержанным в сравнении с обильно разукрашенными одеяниями остальных женщин, но его утонченный покрой и стиль были словно неотделимы от стройной, изящной фигурки владелицы, а в изысканном абрисе линии груди и плеч виделась рука великого творца, так точно совместившего соблазнительное тело с прекрасным платьем. С ее плеч ниспадала на спину длинная газовая накидка, окаймленная у самого пола широким золотым кантом.

Даже видавший виды граф Потоцкий был несколько смущен ее красотой. Впрочем, она показалась ему не только обольстительной, но и достаточно развитой, чтобы сообразить, что интересы ее патриотизма могут завести гораздо дальше простого подслушивания, но мучиться соображениями морального плана Потоцкий решил предоставить ее мужу. Потоцкий хотел бы объяснить все это и ей, но не мог выбрать момента. На сей раз в планы магнатов не входило свести Валентину с самим Наполеоном, чтобы не повторять ошибки с Валевской, которая не смогла устоять перед обаянием властелина половины Европы. И кроме того, император был уже занят…

— Мадам, вы меня покорили, — учтиво сказал он. — Я никогда еще не видел чуда, подобного вам. У меня такое чувство, что этой ночью цветут все цветы Польши!

Валентина с улыбкой поблагодарила его. Ей показалось, что пришла пора самой заговорить о том, о чем ей твердил сегодня муж. Она была права. Потоцкий был, несмотря ни на что, человеком чести. И хотя необходимость разведки против французов была крайне насущной и дело не допускало колебаний, он понимал, что все просто в теории, а отнюдь не в жизни.

— Я рада служить вам, Ваша Светлость, — сказала она, собравшись с духом. — Мой муж рассказал мне о ваших заботах, и… я сделаю все, что могу, для своей страны. Вы можете положиться на меня.

— Да, теперь я вижу, — произнес он, целуя ее руку. — Польша всегда была счастлива в детях своих.