Валентина

— Я заявляю, что я порядочная женщина! — сказала Валентина с презрительной гримасой. — Меня обманули и заставили сперва согласиться с тем, что представлялось мне мерзким. Я верила в наш союз с Францией и не предполагала, что за друзьями полагается следить! Но я согласилась на это из тех самых патриотических чувств, о которых вы говорите. Потом я узнала наконец, что именно мне придется делать… Когда я отказалась, мой муж избил меня и пригрозил гибелью моей сестры. Мне оставалось только подчиниться. Когда мне было назначено свидание, я отправилась туда, неся на плечах следы патриотических доводов своего мужа! Остальное вы знаете, господа! Эта интрига с самого начала была известна французам. Вместо Мюрата меня ждал офицер французской разведки полковник де Шавель. Мне пришлось рассказать ему всю правду, и, боясь преследований моего мужа, я приняла его покровительство и уехала в поместье к моей сестре. Если все это называется изменой… — Она бросила на членов суда пронзительный взгляд. — То тогда я действительно виновна!

Потоцкий выложил на конторку перед собой какие-то бумаги. Шорох производил гнетущее впечатление среди мертвой тишины залы. Потоцкий заговорил тем же бесстрастным тоном, которым зачитывал обвинение.

— Вы утверждаете, что ваше целомудрие не позволило вам стать любовницей Мюрата? Но в таком случае почему оно позволило вам изменить вашему мужу с человеком, который пришел на свидание вместо Мюрата? Или вы предпочли этого полковника из французской тайной полиции только потому, что связь с ним давала преимущества лично вам, а не вашей стране?

Валентина потемнела от гнева.

— Я не стала любовницей полковника де Шавеля! Между нами ничего не произошло!

— Почему же вы оставили Чартац? — вдруг спросил Феликс Ботц, известный адвокат, которого она мельком видела как-то в Данциге. Валентина понимала, куда метит этот вопрос, и одно мгновение она колебалась. Потом ответила:

— Я выехала оттуда, чтобы узнать о судьбе полковника де Шавеля.

— Вы знали, что можете быть арестованы в случае приезда в Варшаву, вы знали, что ваш муж следит за вами? И все же вы пошли на этот риск! Ради человека, который не был вашим любовником?

— Именно так.

— Тогда почему для вас была столь важна его судьба?

— Потому что я полюбила его и боялась, что он может быть убит или ранен.

В зале послышался шепот и движение. Ботц с издевкой переспросил:

— Так вы любите его, но не являетесь его любовницей?

— Да, и вы вряд ли сможете это понять. Да, я полюбила его. Я буду любить его до самого дня моей смерти. Но я не говорила, что он меня любит.

— Однако для человека, не любящего вас, он совершил довольно утомительное путешествие, сопровождая вас! Кроме того, он угрожал убить вашего мужа, а также взял на себя труд обеспечить вам французский патронаж! И при этом он вас не любит!

Адвокат поклонился в сторону суда, давая понять, что закончил свое выступление. Потоцкий улыбнулся нехорошей улыбкой:

— Почему же вы считаете, что было необходимо признаваться этому полковнику, что вы были посланы следить? Не вышло ли так, что ради получения французской опеки вы предали интересы своей страны и ее разведки?

— Нет, — отвечала Валентина. — Я уже говорила о том, что ему было все известно. Они даже предполагали, что именно меня подошлют к Мюрату! Я не раскрывала никаких секретов ни ему, ни кому-нибудь другому!

— Но почему вы позволили ему увезти вас? Разве вы не подумали о том, что ваш первейший долг — это вернуться к своему мужу с тем, чтобы предупредить его о провале задуманного дела?

— Но я боялась за жизнь моей сестры, — возразила Валентина. До суда она и не рассчитывала защищать себя и теперь с удивлением поймала себя на том, что именно защищается — защищается перед людьми, которые еще до этого заседания уже признали ее виновной и вынесли решение об ее участи.

— То есть не за собственную жизнь? — саркастически уточнил Ботц.

— Нет, — сказала Валентина. — Я и сейчас за свою жизнь не боюсь. Я поясню вам, сударь. Нынче я скорее соглашусь умереть, чем возвратиться к моему мужу, чтобы терпеть его звериную жестокость.

— У меня создается впечатление, мадам, — сказал один пожилой генерал, — что вы намереваетесь во всем обвинить своего мужа. Однако нам тут всем придется, я думаю, несладко, если наши жены бы вдруг стали брать пример с вашей неверности и… гм… своеволия.

— Польша никогда не встанет с колен, если наши женщины будут проявлять такую степень эгоизма и безразличия в интересам нации! — сказал Потоцкий. — Я думаю, мы достаточно вас послушали. Имеете ли вы сказать что-либо еще, графиня?

— Нет, не имею, — отвечала Валентина, садясь на место. — Моя совесть чиста. Вы можете огласить свое подготовленное решение.

— Господа, мы готовы вынести решение? — обратился Потоцкий к судьям. Те один за другим кивнули.

— Каков будет вердикт?

— Виновна!

Это слово было произнесено девять раз, и последним его повторил Потоцкий, пристально взглянув в глаза Валентины.

— По приговору суда вы будете казнены через повешение. Уведите арестованную!

* * *

— Могу ли я узнать, почему меня привезли сюда?!