Валера

– Сейчас оденем, отозвался опер и достал из-за пояса наручники: – Давай руки. Холодная сталь щелкнула спереди на Валериных запястьях. Один из оперативников пошел в дежурную часть, второй быстро провел Валеру на четвертый этаж и завел в кабинет.

Валера сел на стул напротив окна, спиной к двери и осмотрелся. Оперской кабинет навеял воспоминания о первой судимости. Кабинет был другой, но стиль – все тот же. Старая мебель, провалившийся диван, сейф… на стене бумажки с мелким шрифтом и конечно же самодельный плакатик с надписью: «Отсутствие вашей судимости не ваша заслуга, а наша недоработка. Ф. Дзержинский». Не известно, говорил ли Железный Феликс что-то подобное, но выражение это давно пора высечь в граните или нанести на штандарт МВД в качестве девиза.

Как и в прошлый раз, Валеру поразило, что государственная власть, исходящая обычно из шикарных кабинетов с высокими потолками и кожаной мебелью, в данном случае исходила из столь убогого помещения. Усиливал это впечатление тот факт, что, не смотря на убожество формы, содержание этой власти было грозным и несомненным.

Если бы Валера интересовался политикой, оперской кабинет поразил бы его еще и невиданным историческим плюрализмом.

На стене висел потрет Николая Второго, стилизованный под икону. Здесь же, рядом с самодержцем (даже не на противоположной стене), разместился Иосиф Виссарионович в парадном белом мундире. На подоконнике стоял рондолевый бюст Ильича, перетянутый на шее резинкой для денег, а на сейфе – совсем уж редкость – А. П. Столыпин из крашенной под бронзу пластмассы. Дополнял пейзаж большой плакат на двери с перечислением положительных качеств госслужащего по версии Императора Петра Первого.

Словом, вожделенное обществом примирение красных и белых определенно здесь состоялось. Венчал картину примирения портрет Президента, взиравшего строго и несколько отрешенно.

Минут пять опер покопался в столе, запустил компьютер. Судя по натужному звуку кулера и отчаянному треску винта, запуск давался машине трудно.

– Ну, Валера, рассказывай, – начал опер наконец.

Сзади открылась дверь и в кабинет кто-то вошел. Боковым зрением Валера не разглядел, кто это был. Скорее всего, второй оперативник вернулся из дежурной части.

– Что рассказывать?

– Что у вас вчера на хате, на Л-м проспекте произошло.

– Я не знаю ни про какую хату, это какая-то оши..

Страшной силы удар сзади, в правое ухо, сшиб Валеру со стула. Он лишь успел закрыть голову руками, скованными наручниками.

– Ты кого тут лечишь, педераст? Ты у меня, сука, до тюрьмы не доедешь! – заорал второй опер.

В ожидании следующего удара, Валера весь сжался, но удара не последовало. Через пару секунд он выдохнул и с этим выдохом, Валера явственно это почувствовал, улетучилась вся его воля, все заготовленные объяснения, возражения… все показалось чушью, отмазками детсадовца.

Сильная, словно стальная рука стоявшего сзади оперативника схватила Валеру за шиворот и легко усадила обратно на стул.

– Ты человека зачем порезал?

Слово «порезал», словно нож, резануло Валеру по живому. Стало ясно, что он здесь именно по ЭТОМУ делу, и сомнений на его счет у оперов нет. Но в тоже время, это страшное слово отозвалось в душе Валеры чем-то ободряющим, будто это луч солнца, пробившийся через сплошные, тяжелые облака.

Сначала он не понял, что не так с этим словом, но быстро сообразил: «порезал» – это не «убил». Возможно, туберкулезник выжил, возможно, и пострадал не сильно! Сразу вспомнился случай, слышанный Валерой на зоне, как какому-то хмырю воткнули нож в грудь, а он прошел, не задев ни одного органа. В итоге – легкие телесные повреждения. В этот момент в голове у Валеры шевельнулось воспоминание, как он всадил нож между ребер Миши, как неоднородно он вошел в его ткани…

– Я не порезал, сдавленно ответил Валера и тут же, не дожидаясь повторного полета со стула, добавил: я защищался!

– Защищался? От кого?

– Туберкулезник первый за нож схватился, бабу свою ко мне приревновал. Мне пришлось… Эта версия родилась в его голове внезапно, и так быстро там укоренилась, что уже через секунду Валера мог поклясться самому себе, что так оно и было.

– Чего тебе пришлось? Вы что, за нож по очереди хватались? Он там один на столе был… Кстати, а где он?

– Я его за гаражами выкинул.

– Поехали, покажешь, где.

– А что с туберкулезником? – робко спросил Валера, и сердце его бешено заколотилось. Приговор суда он ожидал с меньшим волнением.

– Ха, ты слышал вопрос? Всадил нож в сердце и засомневался, что ж такое случилось с гражданином Ломовым!

– Ну, можно сказать, что ты его вылечил! Мертвые, они ведь не только не потеют, но и не болеют! Ха-ха-ха.

– Вообще, редкий был гондон, этот Михаил Ломов! Задавал нам в свое время работы: тащил все, что можно. Потом подцепил на зоне туберкулез и успокоился, вроде. Как их, доходяг, из тубдиспансера выпускают?! Что не выходной – линяет оттуда, бухать с бомжами. Да при этом еще и бабу себе завел! Она ж вроде там с вами была?

– Н-да, представляю себе, как он занимается с ней любовью. Одышка, кашель, вокруг мокрота…