ВалерьЯна для мертвеца

– Не твоего ума дело. Решила, если детектив Линсбрук имеет связи в совете, то можно везде совать свой никчемный нос? – Он посмотрел на меня как на слизняка, после чего добавил: – Ты никто, всего лишь зазнайка, что мнит себя крутым следователем. Женщина никогда не переступит порог департамента в качестве следователя. А теперь заканчивай с бумагами и выметайся. От тебя несет.

Я опешила от такой отповеди и не сумела вовремя спохватиться, чтобы ответить достойно, а после момент был упущен. Пришлось стиснуть зубы и быстро покончить с документами, пока все раздражение и обида не вылились в ненужный скандал. Все равно весь департамент и его глава на стороне Лимакса, так к чему попусту сотрясать воздух. Только потешила бы народ, чего я категорически не хотела.

– Ты чего такая раздраженная? – с улыбкой спросила Валерия, когда я нашла ее на первом этаже возле выхода. Очевидно, куратору тоже не нравилось находиться в этом месте, но она переборола себя ради меня и жертв. Я все больше начинала уважать эту женщину, пусть поход по темной стороне города и оставил неизгладимый отпечаток в моей памяти. Теперь я дергалась от любых шорохов.

– Следователь Саттер отличился вежливостью и лояльностью к женскому полу, – саркастично ответила, зная, что куратор поймет меня правильно.

– Не принимай близко к сердцу, Лимакс тот еще высокомерный сучонок. Считает, что принадлежность к древним вампирам делает его особенным. Как по мне, то он обычная нечисть, – прямо и без реверансов выдала Валерия, полностью игнорируя возмущенные взгляды от «нечисти» ей вслед. Учитывая, что половина департамента была из иных, а то и больше, врагов куратор нажила немало. Однако это совершенно ее не волновало.

Валерия покинула департамент с тем же достоинством и гордой осанкой, с какой впервые пришла сюда со мной. Непробиваемая женщина. Однако, когда мы сели в кар, детектив растеклась по сиденью как кисель, роняя голову мне на плечо.

– Если засну, – пробормотала вяло куратор, – не буди меня. – И она попыталась поудобнее устроиться, но что-то под ее курткой пискнуло, и Валерия резко выпрямилась.

Из-за пазухи женщина вытащила маленький пушистый комочек и бережно уложила его на свои колени. Присмотревшись, я поняла, что это черный котенок с розовеньким носиком и пронзительно-зелеными глазками, какие бывают только у животных.

– Прости, мой маленький. Прищемила тебе хвостик? Или лапку? – ворковала детектив, поглаживая сонного малыша. А тот уже вовсю клевал носом и ронял головку на колени куратора, готовый отбыть в мир грез в любую секунду.

– Ты подобрала бездомного кота?

– Почему сразу бездомного? У него есть дом. – Она продолжила гладить по спинке спящее животное, что было размером с ее ладонь.

– И где он?

– В Лайтхолле, – как само собой разумеющееся произнесла Валерия.

– Да где ты нашла это безродное чудо? – Не знаю как, но вид причмокивающего во сне котенка смягчил и мое сердце. Совсем чуть-чуть.

– О, он очень даже родовитый. По крайней мере, выше тебя по статусу.

Это было неожиданно, но я не стала расспрашивать дальше. Видно было, что и эту загадку мне придется разгадывать самой, как множество других, не менее странных.

Мы уже почти подъехали к агентству, когда Валерия неожиданно пробормотала во сне странную фразу:

– Куда катится этот мир? Ведьма возглавляет следственный департамент, а инквизитор приручает нечисть.

***

Отсыпались мы больше суток. Точнее, я отсыпалась. Валерии хватило десяти часов и бутылки виски, чтобы вернуть себя в строй. Непостижимая женщина! Как вообще можно быть бодрой после алкоголя, да еще в таких количествах? Похоже, первичная оценка куратора была верной: пьяница. Гораздо позже я узнала, что при ее работе алкоголь действует, как нейтрализатор некоторых последствий, и от него она не пьянеет, пока вся гадость в организме не помрет. На вопрос, сколько же яда и прочей мерзости она накапливает в себе, если пьянеет после третьей, куратор многозначительно промолчала. Вероятно, это означало много.

Спала я в Лайтхолле. Пусть Валерия и была сонной, когда мы прибыли, но сил сказать, что отныне третья комната под лестницей полностью в моем распоряжении, она успела. Не было больше смысла возвращаться в общежитие, и я планировала от него отказаться. В нем и раньше не было необходимости. После смерти родителей у меня остались неплохие сбережения, так что я могла позволить себе комнату недалеко от академии, но предпочла остаться с сокурсниками и Робертом Хартни. Последний был главной причиной, почему я ютилась с двумя соседками, а не жила в уюте съемной квартиры в течение пяти лет.