Валерий Брюсов. Будь мрамором

Общий тон послания Иванова — ободрительно-утешающий. Это голос старшего друга и советчика. Впервые за всю историю их знакомства Вячеслав Иванович заявил о себе как о старшем, а не о равном (хотя был старше на семь лет), напоминая Брюсову о грехе и о Боге:

Есть Зевс над твердью — и в Эребе.
Отвес греха в пучину брось —
От Бога в сердце к Богу в небе
Струной протянутая Ось
Поет «да будет» Отчей воле
В кромешной тьме и в небеси…

Не только наставлял, но и как бы судил друга, указуя ему путь ко спасению:

Ристатель! Коль у нижней меты
Квадриги звучной дрогнет ось,
Твори спасения обеты,
Бразды руби и путы сбрось.

Он застиг Брюсова врасплох, в минуту слабости, особенно тяжелую для сильного человека. Валерий Яковлевич — при всем уважении и любви к Иванову — не считал его моральным авторитетом для себя и, усмотрев в послании вызов, принял его. Он скромно писал о своем ответе: «смотри на него лишь как на письмо, хотя и в стихах, ибо соперничать с твоими они не смеют», — но это самоуничижение не кажется искренним. Безупречный по форме, ответ Брюсова таил не менее глубокое содержание — поэтическое и биографическое. Это сознание своего поражения:

Да, так! Моя у нижней меты
Квадрига рухнула во прах…
(ранняя редакция

)

Это решимость выстоять:
Нет, я не выбуду из строя,
Но, силы ярые утроя,
Вновь вожжи туго закручу:
Уже на колеснице новой,
Длить состязание готовый,
Стою, склоняю грудь, лечу!

Это вежливое неприятие ивановского учительства и снисхождения старшего к младшему:

Всем суждены крушения,
Кто поднял парус белый,
Кто в море вышел, смелый,
Искать земли иной!
Благих богов решения
Да славят эти песни:
Опасней и чудесней
Да будет жребий твой!

Литература и жизнь неразделимы. «Как хлопья белого снега, на другой же день после смерти полетели из книжных магазинов экземпляры „Старой сказки“, — с горечью писал Шершеневич. — В издательство звонили ежеминутно, прося пополнения. Издание разошлось в три-четыре дня. Спешно было выпущено второе издание[72]. […] Критики исписали столбцы газет отзывами о „Старой сказке“ и о трагической судьбе. Винили смутное время и получали гонорар. Если бы при жизни Львовой была написана хоть сотая часть похвал, которые прозвучали после смерти, может, оборвавшаяся любовь была бы заменена работой» ^{38}. Легенда о погибшем даровании преувеличила скромный талант. Кое-кто прямо метил в Брюсова. Софья Парнок, которая вскоре будет громить его под маской «Андрея Полянина», восклицала:

Какой неистовый покойник!
Как часто ваш пустеет гроб.
В тоскливом ужасе поклонник
Глядит на островерхий лоб.
Я слышу запах подземелий,
Лопат могильных жуткий стук, —
Вот вы вошли. Как на дуэли,
Застегнут наглухо сюртук.
Я слышу — смерть стоит у двери,
Я слышу — призвук в звоне чаш…
Кого вы ищете, Сальери?
Кто среди юных Моцарт ваш?