Валерий Брюсов. Будь мрамором

«Она — не из числа замечательных женщин; таких как она много; нет в ней и той оригинальности, того самостоятельного склада души, которому мы с Вами дивились в письмах Евгении Ильиничны. […] Добавлю еще, что далеко не красива и не слишком молода (ей 21 год). […] Да, этот брак не будет тем идеальным союзом, о котором Вы проповедуете. Избранница, которая была бы равна мне по таланту, по силе мысли, по знаниям, — вероятно, это было бы прекрасно. Но можете ли Вы утверждать, что я встречу такую и что мы полюбим друг друга? А может быть возненавидим? […] Я предпочитаю, чтобы со мной было дитя, которое мне верит. Мне нужен мир, келья для моей работы — а там была бы вечная, и для меня бесплодная борьба. […] Еще один великий довод, перед которым все остальные ничто, — это любовь, ее любовь! […] Вы скажете, что я много говорю о себе, а не подумал о том, что нужно ей. Неправда, подумал и думаю»^{68}. Это письмо Иоанна Матвеевна опубликовала почти полностью, не исключив из него ничего важного.

В конце июля и начале августа они часто ссорились, но вскоре мирились. 28 сентября Валерий Яковлевич и Иоанна Матвеевна венчались в храме Иконы Божией Матери «Знамение» в Ховрине, построенном в 1868–1870 годах (Фестивальная ул., дом 77а), «для успокоения родителей». Шаферами были Курсинский и Фриче. «Недели перед свадьбой не записаны. Это потому что они были неделями счастья. Как же писать теперь, если свое состояние я могу определить только словом блаженство. […] Я давно искал этой близости с другой душой, этого всепоглощающего слияния двух существ. Я именно создан для бесконечной любви, для бесконечной нежности. Я вступил в свой родной мир, — я должен был узнать блаженство» (2 октября 1897 года).

В «Роковом ряду» Жанна фигурирует под именем «Лада»:

Чтоб ни было, нам быть всегда вдвоем;
Мы рядом в мир неведомый сойдем;
Мы связаны звеном святым и тайным!

В одном из «дон-жуанских списков» против слов «Jeanne (моя жена)» указаны 1897–1899 годы. В другом: 1898–1910 — Брюсов не рискнул проставить последнюю цифру, потому что этот «роман» никогда не кончился.

Книга вторая. Построение фаланги (1897–1906)

Создана отцом фаланга,
вашу мощь открыл вам он.

Валерий Брюсов

Глава шестая «По-европейски скроенный москвич»

1

В отличие от большинства современников, Валерий Брюсов вошел сначала в литературу и лишь потом в литературную среду. Никто из влиятельных писателей, критиков или редакторов не помогал ему — если не считать антирекламы. Его окружали или дебютанты (Добролюбов издал первую книгу в конце 1894 года, Криницкий в 1895 году, Курсинский в 1896 году), или незначительные литераторы вроде братьев Антона и Николая Облеуховых, с которыми он познакомился во время хождения по московским редакциям. С Бальмонтом, бывшим на шесть с половиной лет старше, Брюсов держался на равных, что не исключало ни пылких взаимных восторгов, ни язвительной критики. Двадцатипятилетний Иван Бунин, знакомство с которым состоялось в конце 1895 года, только входил в литературу, причем традиционным путем и с репутацией писателя для юношества.

Валерий Яковлевич не искал покровительства, а после первых откликов критики перестал надеяться и на понимание. Однако, по свидетельству знавшего его в те годы Петра Пильского, «по природе замкнутый, молодой Брюсов отличался большой литературной общительностью. Он желал и искал знакомств. К людям пера он приближался с горячей любознательностью. Будто ревнивец, он изучал своих соперников»^{1}. Главной целью Брюсова стало построение фаланги единомышленников, где он будет вождем. Он был единственным деятелем «нового искусства», способным мыслить и стратегически, и тактически: «метода Брюсова — строго-обдуманное и преднамеренное взвешивание всех составных элементов, ее неизменное свойство — соразмерность частей и строгость руководящего плана»^{2}.

Поначалу будущий вождь не пренебрегал никакими союзниками, будь то Мартов-Бугон или Голиков, «поэт для кроликов», как прозвал его Бальмонт. Брюсов переживал временное отречение Ланга от литературы, давал деньги Добролюбову на печатание «Одних замечаний», правил стихи Ноздрина, составил из них сборник «Поэма природы» и думал издать его, помогал Курсинскому, переписав рукопись «Полутеней» для цензуры, пытался влиять на Криницкого — единственного беллетриста среди соратников, особенно на его старомодную манеру (тот, в свою очередь, пытался влиять на философские и этические воззрения Брюсова в сторону сближения их с христианством). Все эти люди в большей или меньшей степени признавали если не лидерство, то авторитет Брюсова, но он не обольщался относительно их способностей и понимал, что с ними новая школа не добьется успеха. Фриче, Коган и Шулятиков окончательно ушли в другой лагерь, хотя с первым из них Брюсов продолжал общаться и спорить.