Валерий Гергиев. Симфония жизни

Когда мы впервые встретились с Гергиевым, он сказал такую фразу: «Культура не приходит в упадок из-за политического и экономического кризиса». Тогда я с сомнением смотрел на российское общество, размышляя о том, и правда ли настолько велика сила культуры, но постепенно понял, что так оно и есть, о чем и писал выше. А двадцать два года назад, когда мы встретились с Гергиевым, у меня еще не было четкого представления, что такое «сила культуры». Однако благодаря одному танцу мой взгляд на искусство коренным образом изменился.

В 1970 году меня впервые отправили работать за рубеж, в Москву. Информации, которую до этого момента передавали иностранные корреспонденты из России, не хватало глубины, она напоминала то, что писали официальные газеты. Наивно было предполагать, что она соответствует тому, что в реальности происходит в России. Поэтому, когда меня назначили спецкором, я отправился в Москву с воодушевлением и надеждами на то, что смогу сделать что-то большое и настоящее.

Я сразу же понял, что реализовать мои планы будет нелегко, учитывая господствующую в стране коммунистическую идеологию. На любую съемку и проведение интервью требовалось разрешение соответствующих органов власти. При строгой системе контроля нельзя было отправить в эфир то, что хотелось. И в тот момент, когда я осознал тщетность своих надежд и несоответствие желаний возможностям, я решил развеяться и сходить хотя бы на балет.

Признаю, формулировка «хотя бы на балет» – недостойная. Ведь в настоящем искусстве есть сила, которая способна изменить человека.

Тогда я попал на спектакль Большого театра, в котором выступала гордость российского балета – Майя Плисецкая. Она исполняла знаменитый балетный номер «Умирающий лебедь» Камиля Сен-Санса.

Раньше мне казалось, что балет – это истории про прекрасных принцесс и принцев, но в умирающем лебеде Плисецкой словно была сконцентрирована вся жизнь человека. Это произвело на меня сильное впечатление.

Восторг публики после выступления изменил мое однобокое восприятие России. В экономике Японии тех лет был небольшой подъем. В этот момент я понял, что смотрю на Россию, переживающую острый дефицит товаров, свысока, пусть и неосознанно.

По иронии судьбы именно благодаря дефициту товаров в московской жизни мне несколько раз удалось пообщаться с Плисецкой. Предприниматель, занимавшийся подготовкой японских гастролей советского балета, как-то вместе с ней пришел к нам в гости, и после этого она заходила еще несколько раз.

В те годы в Москве не было ни одного японского ресторана, а у нас дома можно было попробовать хоть что-то в духе японской кухни. Плисецкой нравился тофу – соевый творог. Ну, это был не совсем настоящий соевый творог, а что-то вроде него на основе порошка быстрого приготовления. Но в нашей московской жизни это был ценный продукт. Моя жена выставляла на стол приготовленный тофу, суп из водорослей – вакамэ, жареную на гриле говядину, чуть жесткую, с тушеной морковью и бурыми водорослями – хидзики. Плисецкая хвалила еду, говоря, что это наверняка полезно для здоровья, а после ужина быстро уходила домой.

Я тогда еще подумал, что она не очень общительная, но потом понял, что все, что она делает, это ради танца, поэтому был рад, что ужины у меня могут оказаться полезными, чтобы поддерживать ее в форме.

Плисецкая была удостоена высшей награды, которой награждают в России деятелей искусства, – звания народной артистки СССР. Высокие гости, приезжавшие в Москву, сидели в Большом на почетных местах – в ложах для высоких гостей. Выступления Плисецкой для таких гостей были чем-то вроде традиции. Она была настоящим сокровищем СССР, поэтому власти должны были бы обходиться с ней подобающим образом, однако за ней пристально следили, боясь с ее стороны предательства.

Причин для такой осторожности было достаточно. Известная советская балерина отправлялась на гастроли за рубеж. Там она могла увидеть, какова жизнь при капитализме: и материально, и эмоционально люди жили богаче и свободнее. Большие суммы, которые выплачивались за эти гастроли, доходили до танцоров в виде скромных командировочных. Когда узнаешь об этом, любому в голову может прийти бегство из СССР. Ведь до этого именно так поступили и Барышников, и Нуреев.

Но были и другие причины, почему за Плисецкой так пристально наблюдали соответствующие органы. Ее отец был расстрелян по обвинению в шпионаже в сталинское время, а мать, защищавшая мужа, по тому же обвинению более десяти лет провела в лагере жен изменников родины. Это была вполне убедительная причина для того, чтобы бросить страну и уехать за рубеж.

Мне очень хотелось узнать, почему, несмотря на все лишения в Советском Союзе, она остается жить здесь. Но, пока я размышлял об этом, развалился Советский Союз, появилась свобода слова, исчезли и препятствия к ее заграничным гастролям.