Валерий Харламов

Новым партнером по звену стал воспитанник ЦСКА и приятель Харламова Юрий Блинов. «Мало-помалу они прониклись идеей доказать миру и Тарасову, что и без Харламова звено может сыграть блестяще, что они и вправду помогут стать первоклассным мастером еще одному хоккеисту — Юрию Блинову, — вспоминал Валерий Харламов. — Володя и Борис добились своего. И в матчах первенства страны, и на Олимпийских играх обновленная тройка Петрова выступила великолепно».21

Сам Тарасов позже признавался, что долго думал, кто может стать вторым, как он говорил, «острым» нападающим в новой тактической схеме игры ЦСКА и сборной. В итоге остановился на Харламове. «По уровню мастерства он устраивает самого придирчивого и даже капризного партнера. Потому я был убежден, что Валерий на равных дополнит тройку. Усилит ее, сделает действия звена более интересными и разнообразными. Манера его игры достаточно привлекательна и убедительна. Великолепная обводка, необычные решения и бесстрашие дополняются беспощадностью к себе и к сопернику, неутолимой жаждой забивать, истинно мужским атлетизмом. У него, считал я, сойдет на нет некоторая небрежность: новые партнеры заставят его быть требовательнее к себе. Рассчитывал я и на психологические изменения: в новом звене Валерий не будет абсолютным лидером, каким он был в прежней тройке», — вспоминал Анатолий Тарасов.

«Харламова новые партнеры приняли безоговорочно, — вспоминал Владимир Дворцов. — По классу своему, по стилю игры, по умению легко адаптироваться он мог играть с кем угодно и где угодно, почему, видимо, Тарасов и ввел Харламова в звено Фирсова. Он ведь никогда не был капризным “премьером”, на которого должны работать, “горбатиться”, как говорят хоккеисты, другие. Наоборот, он был волшебником ювелирного паса и не случайно всегда лидировал по результативным передачам. Просто он был реалистом, понимал замысел тренера, хотя, конечно, предпочел бы играть с постоянными своими партнерами. Ну а с такими мастерами, как Викулов и Фирсов, ему было нетрудно найти общий язык».

Решение это далось Тарасову непросто. «Харламов многим рисковал, но спорить не стал, поверил на слово тренеру. И, придя в новое звено, сумел зарядить своей невероятной энергией, своим неиссякаемым оптимизмом и Александра Рагулина, и Анатолия Фирсова, и Геннадия Цыганкова, игроков к тому времени уже именитых. Лучшая игра Владимира Викулова тоже приходится на тот сезон, когда он выступал в одном звене с Валерием. Они были благодарны судьбе, объединившей их с Харламовым в одной игровой компании, о чем мне не раз говорили сами», — вспоминал он.

Самым счастливым для себя годом в хоккее Харламов считал 1972 год. Во многом из-за тех впечатлений, которые оставили его первые зимние Олимпийские игры. Они стали первой Белой олимпиадой, прошедшей за пределами Западной Европы и США.

Саппоро, который находится на самом северном из японских островов — Хоккайдо, отлично подготовился к зимним Олимпийским играм. Здесь было построено метро, возведены новые здания, дороги. Олимпийцев разместили в просторной деревне: мужчины поселились в девятнадцати пятиэтажных домах, а женщин расселили в двух одиннадцатиэтажных строениях. Причем если дамы могли навещать кавалеров, то мужчинам вход в женский корпус был категорически запрещен. Накануне Олимпиады на Хоккайдо обрушились обильные снегопады, чего в этих местах не случалось много лет. Так что игры были действительно белыми.

3 февраля 1972 года в Саппоро был зажжен олимпийский огонь. За те две неполные недели, что продолжалась Олимпиада, на поддержание этого огня потребовалось столько газа, что средней японской семье его хватило бы на… 200 лет. Атмосфера Олимпиады впечатлила Валерия Харламова, вдохновила его: за те несколько игр, что сборная СССР провела в Стране восходящего солнца, он стал самым популярным хоккеистом как у японцев, так и у журналистов.

На Олимпиаде 1972 года Валерий Харламов выступал в звене с Владимиром Викуловым и Анатолием Фирсовым, а в тройку к Михайлову и Петрову определили Юрия Блинова. Кстати, на этом турнире Борис Михайлов получил тяжелую травму и сыграл только в трех поединках, в том числе, с надорванными связками, — в решающей игре. «Двое суток врач команды, великий Олег Белаковский, и массажист Георгий Лаврович колдовали над моей ногой. Перебинтовали, жгут поставили снизу и сверху, после этого выходил — играл. А что делать? Тарасов сказал, что я должен играть, а раз тренер говорит — надо подчиняться. Играл через боль, понимая, что я нужен команде», — вспоминал Борис Михайлов. «Преклоняюсь перед мужеством Бориса. На его колено страшно было смотреть. Незадолго до Саппоро я сам перенес операцию на колене и знаю, какие муки он вынес. Сейчас с такими повреждениями восстанавливаются три месяца. Он же пропустил пару игр и вышел на лед. И не просто вышел, а забил чехам с центра поля кистевым броском. Хотя, по его же признанию, с трудом добрасывал шайбу до ворот от синей линии, даже будучи здоровым», — признавался в одном из интервью вратарь сборной СССР Александр Пашков.