В моей журналистской памяти отчетливо сохранилось: только за бразильцем Пеле и украинцем Лобановским на футбольном поле следовали два опекуна. Одному защитнику в рамках правил не удавалось сдержать этих высокотехничных нападающих. Но и двоим громилам с косой челкой далеко не всегда по силам было справиться с изобретательностью киевского нападающего: интеллект дробит грубую силу, словно отбойный молоток. «Нужны в футболе не только ноги. Нужна в футболе и голова» — такая незамысловатая песенка была на устах у болельщиков в романтичные 60-е годы.
То, что у юного Васильича голова была ясная и светлая, в один голос утверждают все, кто знал его «с младых ногтей». Возможной подсказкой к изобретению необычного углового могли стать и скупые кадры кинохроники, повествующие о чудо-команде из Бразилии образца 1958 года, «начиненной» такими самородками, как Пеле, Гарринча, Вава, Загало, Диди. Последний во всех футбольных энциклопедиях называется изобретателем мудреного удара, получившего название «сухой лист».
На чемпионате мира в Швеции щуплый бразилец пробивал штрафные вблизи ворот соперников неведомым доселе способом: мяч после удара Диди взмывал ввысь над «стенкой». Казалось, кожаная сфера завершит свой полет за пределами поля, где-нибудь в секторе для толкания ядра. Однако в 6-7 метрах перед воротами происходило что-то у невероятное: мяч на неуловимый миг замирал в апогее своего полета и, словно иссушенный осенний лист, сорванный ветром с ветки, снижался в воротах. Голкипер всегда стерег дальний угол, а мяч нырял в ближний.
Ежедневно часами Лобановский разучивал новый удар на тренировочной базе на Нивках, направляя мяч с места пересечения боковой и лицевой линий то на ближнюю штангу, то на дальнюю. Он, талантище, следовал в данном случае ремесленническому принципу: усердие и труд все перетрут. Олег Базилевич и Виктор Каневский, прекрасно игравшие головой, с пониманием отнеслись к технической новинке в исполнении своего партнера. Когда они уставали и, махнув руками, кричали ему: «Все, хорош!», он находил кого-то из неоперившихся ребят, считавших за честь поработать с «рыжим». В конце концов начинало мигать в глазах и у старшего тренера Вячеслава Соловьева. Сам он Лобановскому ничего не говорил — посылал к нему своего помощника Виктора Терентьева, человека интеллигентного, с покладистым характером. Виктору Васильевичу импонировала одержимость Лобановского. Однако выполнять указания «первого» был обязан:
— Ну, че, Валера, может, хват на сегодня? — с московским акцентом произносил Терентьев фразу, ставшую на Нивках обыденной.
Привычным стал и ответ Лобановского:
— Васильич, я уже заканчиваю — еще несколько подач.
Когда все, включая вратарей, шли в душ, Лобановский продолжал свое, «крутил» до изнеможения. Был рад, если кто-то из местных мальчишек соглашался подносить мячи. Когда помощников под рукой не оставалось — трусил за мячами сам.
Юрий Рыбчинский, поэт: