– Соизмеримую, Валерик. Всех денег-то не заработаешь. Деньги не главное. Читал «Подростка» у Достоевского? Долгорукий вот тоже мечтал стать миллионером. Все откладывал, откладывал. Но когда понадобилась помощь не своему даже, чужому дитю, он отдал не задумываясь.
– Именно. А все почему? Да потому, что ему было что отдавать! Имея в кармане две копейки, кому ты поможешь?!
За три месяца Ободзинскому удалось заработать почти десять тысяч. За эти деньги легко можно было себе позволить две новенькие «Волги» ГАЗ-21 или рассчитаться за трехкомнатную квартиру в столице. Но Валера не спешил домой. Продолжая ездить по гастролям, в Хабаровске по совету Щеглова пригласил в группу новых музыкантов Алика Кичигина и Александра Цыгальницкого и на вакхическом джем-сейшне угощал с широкой руки ночь напролет. Администратором ездил Борис Ионович Коган. В Донецкой филармонии сменилось руководство, Дорн перебрался в Москву.
Двигаясь по направлению к столице, когда Ободзинский выступил с лундстремовцами в Куйбышеве, неожиданно узнал, что в Театре Эстрады готовят его новые концерты. Валера торжествовал. На этот раз позовет родителей. Мама с отцом сядут в первом ряду. Представит их публике…
Пока Ободзинский гастролировал, Неля с женой Гаджикасимова Ниной ходила по магазинам, покупая посуду, шторы, даже разыскали мягкую мебель в комнату. Но и Валера домой вернулся не с пустыми руками. Для родных навез подарков на целую тысячу. Нелюше джинсы, духи, сапоги, маме – пальто.
Новый 1970 год отмечали у Гаджикасимовых. Онегин закатил пир с размахом. От Онегина переместились к Рыжикову. И как только заработали магазины, Ободзинский полетел за мебелью для новой квартиры. В «Березке» с распродажи приобрел немецкую спальню из слоновой кости за тысячу двести, набрал ковров, финскую сантехнику, стиральную машину, стенку в комнату, кухню, люстры из хрусталя. Достал ломберный старинный столик с инкрустацией. Телевизор «Рубин» обошелся в девятьсот рублей.
Невзирая на усталость и нехорошее самочувствие в последние дни, Валера, как заводной, носился по зимнему городу, перетаскивая вещи. После всех покупок даже осталось целых двести рублей! На эти деньги месяц можно жить, ни в чем не отказывая.
– Мама, выезжайте. Скажи отцу. Я беру вас на полное обеспечение. Не тяните. Вы должны успеть на мой концерт, – звонил Валера в Одессу.
Наконец назначенная дата. Родители приехали с чемоданами, взяли, что смогли. Но так как с сантехникой в новой квартире в Текстильщиках еще не закончили, пришлось везти отца с матерью к Завальским.
– Билеты распроданы на все дни! – хвалился Валера, пытаясь сгладить конфуз с квартирой. – А домой заедем через недельку. Главное, на концерт попадете!
На всех порах мчали на Берсеневскую набережную. В жабо и в смокинге, поверх которого накинул новенькое драповое пальто, певец высадился из машины. Борис Ионович Коган уже ожидал на улице. Но какой-то странный. Бледный, испуганный.
– Вы чего здесь стоите, Боря?
– Концерта не будет…
– Ну, что опять такое? – вдарил ладонями по ляжкам от возмущения. – А когда будет? Они думают, у меня много времени? Мне сейчас в турне еще ехать! – направился вперед к дверям театра.
Борис Ионыч продолжал стоять, понурив голову, исподлобья как-то нехорошо поглядывая на Валеру. Это заставило остановиться.
– Валер… – Коган тоскливо помотал головой. – Это указ из Министерства культуры.
– И что! – недоумевал Валера.
– Тут совсем не будет концертов. Полный отбой.
Заторможенно Ободзинский пытался постичь смысл по губам. Какое-то чужое, совсем не Валерино тело прошло с Коганом в театр. Подошло к небольшой вывеске сбоку от окошка касс и прочитало:
– «Приносим извинения. В связи с болезнью артиста, концерты отменяются».
– Полный отбой?.. – попытался попробовать на вкус слова.
– Езжай домой, Валер…
– А как же люди? Распроданные билеты… – риторически спрашивал не то у себя, не то у всех вокруг.
– Буду выяснять, что все это значит.
И тут словно щелкнула внутренняя пружина, внезапно очнулся мозг и лихорадочно принялся искать объяснения случившемуся.
– То есть ты хочешь сказать, что здесь отбой? Только здесь? В связи с чем? На каком основании? А в другом зале? Директор театра не жалует? То есть нет, постой, министерство… – и тут дошел смысл всей масштабности слова. – Ах, Министерство культуры?! Боря! Не крути мне мозги, что происходит?
Валера взорвался. Полетел в театр и закричал:
– У меня должен быть сейчас концерт. Значит, я буду выступать на улице перед зрителями!
Коган схватил его за плечи, пытаясь удержать:
– Не надо, Валер. Они ни при чем, ты не к тем обращаешься.
– У меня родители приехали! – досада пробирала до слез.
– Езжай, – продолжал спокойно стоять на своем Борис Ионович.
– А ребята? Музыканты? – Валера пьяно озирался по сторонам. Затрясло от боли за свое детище, от страха потери, от стыда перед родными.
– Ребят отправляю в Донецк. Они там подождут.