Читаем Валерий Воронин - преждевременная звезда полностью

Снимок замечательный, но в нем, пожалуй, обратная постановочность. Воронины не домоседы, и обывательская сытость — не про них. Некоторых футбольных знаменитостей корреспонденту насильно приходится затаскивать в общественные места, чтобы сделать снимок: они в театре или они в филармонии…

Но супруга Воронина с детства в артистической среде. И отец, и мать ее — известные артисты. И живут в кооперативном доме Большого театра на Садово-Каретной. До получения своей квартиры зять, очень пришедшийся по душе и теще, и тестю, живет вместе с ними. В этой среде он чувствует себя превосходно. Стрельцов, сам от подобной среды весьма далекий, всегда говорил, что она очень много «Валерке» дала, ему полезно было вблизи увидеть круглосуточный актерский труд. Иванов же, когда стал тренером «Торпедо» и переживал из-за поздних возвращений Воронина на базу, язвил, что Валере следовало попроситься работать к тестю: «Ночная жизнь по нему».

<p><strong>— 12—</strong></p>

Сказав ранее, что первым футболистом, с которым я познакомился был Валерий Воронин, я был, может быть, и не совсем точен. Формально со всеми торпедовцам и образца шестьдесят четвертого года я познакомился одновременно.

В один из летних дней я приехал в Мячково в группе журналистов АПН, зачем-то приглашенных туда комсомольским организатором ЗИЛа по имени Пармен. Он, вероятно, откуда-то прознал, что в Агентстве печати «Новости» работают хорошо информированные люди, с которыми футболистам полезно пообщаться, чтобы не помереть с тоски в свободные минуты на тренировочном сборе или не перегореть раньше срока накануне матча, если предоставлены они будут сами себе.

Летом шестьдесят четвертого года я только-только поступил в АПН — и своих коллег воспринимал примерно так, как их, по мнению Пармена, должны были воспринимать игроки «Торпедо».

Работа в Агентстве на Пушкинской площади представлялась мне после университетской скамьи сплошным развлечением, а общение с товарищами по еще не ясной мне до конца по своим задачам работой. Приглашение в поездку вместе с АПНовскими старожилами Авдеенко, Марьямовым, Полонским, Королевым, Познером, ставшим теперь заметным телевизионным человеком (кстати, тогда в Мячково Володя Познер, на мой взгляд, смотрелся и слушался поэффектнее, чем сегодня, — он прожил детство и юность в Америке — ничего занятнее его рассказов в ту пору ни футболисты, ни мы не слышали, и успехом будущий обозреватель пользовался неслыханным).

Мне, в мои двадцать четыре года, в общем-то, нечего было рассказать торпедовцам. Но я ездил корреспондентом на первый Всесоюзный кинофестиваль в Ленинграде — и попытался развлечь игроков байками, юмор которых был им малопонятен. Один Владимир Мещеряков — он до того играл за ленинградский «Зенит» и дружил с Кириллом Лавровым и прочими известными артистами-болельщиками — слушал меня с некоторым интересом.

Воронин потом вспоминал: «Ты что-то рассказывал про кинофестиваль, но я не слушал. Ну представь: ты сидишь, работаешь, а кто-то пришел и мешает!». Он сидел на наших беседах в торпедовской гостиной, где игроки обычно смотрели кино или слушали тренерские установки, с отсутствующим видом, с книжкой в руке, в шортах, сильно загорелый.

Мне он тогда показался отчужденным не только от нас, приезжих, но и среди своих. И я представить себе не мог, что он может быть замечательно компанейским парнем.

Приехавший с нами Витя Широнин, комсомольский лидер АПН (и впоследствии работник ЦК партии) объявил в завершение беседы, что мы берем над «Торпедо» шефство, — и сейчас бы я не взялся объяснить, в чем же оно заключалось, кроме развлекательной болтовни. Однако уже следующий после нашего приезда в Мячково торпедовский матч мы смотрели крайне заинтересованно. А после матча некоторые из нас, по АПНовскому обыкновению, пришли вечером в ресторан Дома Актера. И за соседним столиком увидели Мещерякова и Вячеслава Соловьева. Мы обрадовались такому соседству, но в тот раз никакого братания не было. Я наивно допускал, что среди футболистов могут встретиться непьющие. И не хотелось подавать им дурной пример…

Я уже обмолвился о том, что Соловьев очень подходил «Торпедо» по стилю поведения, а Мещеряков вполне мог осуществлять весьма нужные футбольной команде связи с художественной общественностью.

Вячеслав Соловьев дольше, чем следовало (во всяком случае так считал Марьенко, сталкивавшийся с ним как футболист в первой лиге), поиграл в командах ниже классом, чем «Торпедо». Да и зимние сезоны выматывали, хотя однажды он и первенством мира по хоккею с мячом пожертвовал (при том, что титул и звание заслуженного мастера спорта игроку тогдашней сборной автоматически был обеспечен), чтобы поехать с торпедовцами в Австралию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Судьба

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии